— Нет, мы должны за ними поехать вместе. Это близко.
— Почему ты не принесла все с собой? — поинтересовался Гален.
Она не обратила на него внимания.
— Не знаю, сколько у нас времени. Думаю, Чавез скоро узнает, что я перешла реку в десяти милях отсюда. У него много людей. Он начнет прочесывать окрестности.
— И как же Чавез об этом узнает? — спросил Гален.
— Мне пришлось убить двоих, чтобы перейти через реку, — соизволила заметить его Елена.
— Надо же, та тюремная камера оказалась неплохо оборудованной.
Она решила, что зря его заметила, и вновь стала обращаться только к Форбзу:
— Я украла кое-что из аптеки в деревне, одежду раздобыла в другой деревне около реки. У меня нет времени на эту инквизицию. Перебинтуйте меня, и мы тронемся в путь.
— К сожалению, если мы так поступим, ты истечешь кровью, — заявил Гален. — Я могу ее зашить, Форбз. Ты знаешь мою квалификацию. А вы пока мило поболтаете. Может, это ее отвлечет. А то ведь может быть больно.
Елена закусила нижнюю губу.
— Приступай. — Она взглянула на Форбза и медленно протянула ему руку. — Вы не побудете около меня, пока все не закончится? Я не хочу, чтобы он получил от этого слишком большое удовольствие.
Он улыбнулся и взял ее руку:
— Я останусь.
Елена облегченно вздохнула.
— Спасибо. — Она перевела взгляд на Галена. — В чем дело? У нас мало времени.
Елена выдержала операцию, даже ни разу не застонав, но, когда Гален закончил, потеряла сознание.
— Круто, — пробормотал Гален, забинтовывая рану. — Очень даже круто.
— Она поправится? — спросил Форбз.
Гален пожал плечами:
— Если не попадет инфекция. Кстати, могу тебя утешить. Похоже, она сама зашивала рану: шов очень неровный. Лучше отнести ее в лагерь, прежде чем она придет в себя. — Он взял Елену на руки и пошел к лесу. — Не забудь мою аптечку.
— Ты ловко справляешься. А эта твоя аптечка — просто кошмар какой-то. Ты всегда таскаешь с собой такую тяжесть?
— Обязательно. Если уж мне нужна медицинская помощь, то дело, как правило, серьезное. Да и у других редко бывают царапины, все больше случаи на грани жизни и смерти. Я, как скаут, всегда готов.
— Ты ведь из Ливерпуля, верно? Там разве есть скауты?
— Ну почти. Но моя мама всегда не любила, когда я пугался с этими грубыми ребятами. — Он взглянул на Елену. — Вот и эта дамочка тоже хороша. Мама перевернулась бы в могиле, если бы узнала, что я связался с такой пираньей.
— Мне кажется, тебе не о чем беспокоиться, — сухо заметил Форбз. — Акула легко проглотит пиранью.
— В самом деле? Как бы пиранья не сожрала акулу изнутри. Рыбки эти живучи и зубасты. — Они уже подошли к лагерю, и Гален осторожно положил Елену на одеяла. — Понимаешь, она только выглядит хрупкой, но на самом деле силы у нее — дай бог каждому. Взгляни на ее плечи…
— Мне кажется, ты до сих пор не можешь забыть, как она заехала тебе справа.
— Возможно. Сколько ей лет, как ты думаешь?
— Лет двадцать пять или двадцать шесть.
«В этот момент она выглядит моложе», — подумал Гален. Но когда она бодрствовала, выражение ее лица было напряженным и сосредоточенным. Сразу можно было догадаться, какой твердый характер скрывается за этой внешностью. Сейчас же она напоминала беззащитного ребенка, впрочем, очень красивого ребенка — безупречная смуглая кожа, красивые высокие скулы и полный, четко очерченный рот, лежащие на щеках ресницы длинные и густые и такие же темные, как волосы.
— Ты знаешь, она редкий боец. Она могла бы убить меня, окажись я чуть слабее. Ее очень хорошо тренировали. Ну, слава богу, и я учителями не обижен, да и способностями тоже. — Гален взглянул на Форбза. — Тебя она уложит за несколько секунд.
— Я могу постоять за себя. Я не новичок.
— Ты полицейский, но насилие для тебя не образ жизни. Ты рассказывал, что она выросла среди бунтовщиков. Она — профессионал.
Форбз пожал плечами:
— Ты тоже.
— Боюсь, мы по разные стороны баррикад.
— Не думаю. Кстати, вы в чем-то очень похожи.
— Прекрати нас сравнивать.
— Ты сам заставляешь меня чувствовать себя посторонним. Как будто вы вдвоем являетесь членами какого-то привилегированного клуба.
Гален улыбнулся:
— Я никогда не позволю себе такой грубости по отношению к тебе.
