Но сейчас их личности слились воедино; во время гребли они между собой не разговаривали — легко направляя лодку вниз по Чарльз-Ривер, они вообще не общались ни словами, ни какими-либо другими средствами. За годы занятий с разными тренерами в Гарварде и раньше, в Гринвиче, штат Коннектикут, где они выросли, близнецы научились почти нечеловеческой сосредоточенности. Их труды во многом уже окупились — к третьему курсу они стали кандидатами в олимпийскую сборную. В Гарварде братья были лучшими из лучших: чемпионы страны, они не раз приводили к победам университетскую команду. В Лиге плюща[12] им не было равных ни в одном из видов академической гребли.
На время, пока близнецы Винклвосс гоняли свою лодку по студеной реке, обо всем этом было забыто. С четырех утра они гребли по Чарльз-Ривер от одного моста до другого и обратно — это молчаливое патрулирование продлится еще не меньше двух часов. Они будут работать веслами до изнеможения, до тех пор пока не проснется кампус и сквозь серую толщу тумана не начнут пробиваться яркие лучи утреннего солнца.
* * *
Три часа спустя Тайлер, до сих пор ощущавший под собой пружинящую массу речной воды, уселся рядом с Кэмероном у длинного деревянного стола в дальнем углу столовой Пфорцхаймер-Хауса. В ярко освещенном просторном зале таких столов помещалось больше десятка. Почти все места были заняты — завтрак начался уже давно.
Пфорцхаймер-Хаус — одно из самых больших и самых новых в Гарварде общежитий для старшекурсников («новых», впрочем, только по меркам трехсотлетней истории кампуса). В нем обитают полторы сотни студентов второго-четвертого курсов. Первокурсники всегда живут на Гарвард-Ярде, а в конце первого года обучения по принципу лотереи решается, где каждый из них проведет дальнейшие годы учебы. Общежитие Пфорцхаймер-Хаус считается далеко не лучшим вариантом. Оно образует центральную часть «Каре» — четырехугольника зданий, которые обрамляют обширную, поросшую нестриженой травой лужайку. «Каре» находится на отшибе, университет построил его за пределами кампуса под предлогом борьбы с перенаселенностью последнего, но истинной причиной возведения комплекса было, по всей видимости, желание с максимальной пользой освоить громадные финансовые пожертвования.
«Каре» — это, конечно, не Соловки, но студенты, которых туда определяют на жительство, чувствуют себя сосланными в некое подобие ГУЛАГа. От расположенных там общежитий до Гарвард-Ярда, где проходит большая часть занятий, двадцать минут пешком. Для Тайлера с Кэмероном оказаться в «Каре» было вдвойне неприятно — от Гарвард-Ярда им приходилось еще десять минут пилить до лодочной станции, пристроившейся на берегу реки, как раз там, где стоят более известные гарвардские общежития: Элиот, Кёркланд, Леверетт, Мазер, Лоуэлл, Адамс, Данстер и Куинси.
Те общежития круче, и каждое имеет свое имя, а здесь просто «Каре» и «Каре».
Тайлер взглянул на Кэмерона, который склонился над заваленным едой красным пластиковым подносом. Гряда омлета возвышалась над предгорьями, сложенными из картошки по-деревенски, намазанных маслом тостов и свежих фруктов — энергии заключенных в них углеводов должно было хватить хоть мощному внедорожнику, хоть звезде гребли ростом шесть футов и пять дюймов. Тайлер пристально смотрел, как Кэмерон поглощает омлет, и думал о том, что брат тоже совсем измотался. Последние несколько недель они оба трудились — в спорте и в учебе — на полную катушку, и это давало о себе знать. Братья вставали в четыре и бежали на реку. Потом занятия, домашние задания. Затем снова гребля, качалка, бег. Участь университетских спортсменов нелегка; случались дни, когда им казалось, что вся их жизнь сводится к занятиям греблей, еде и сну урывками.
С Кэмерона и его омлета Тайлер перевел взгляд на парня, сидевшего напротив. Дивья Наренда был едва виден за номером университетской газеты «Гарвард кримсон», которую держал обеими руками. Перед ним стояла нетронутая миска овсянки — Тайлер готов был поспорить, что, если Дивья сейчас же не отложит газету, его овсянка достанется Кэмерону. Тайлер и сам бы в другой раз ею не побрезговал, но, перед тем как подсесть к Кэмерону, он уговорил вдвое больше еды, чем было навалено на подносе у брата.
