Миклуха-Маклай - страница 23

Вот как, например, узнавал он папуасские слова хорошо и плохо. Он брал в одну руку предмет, который нравился туземцам, а в другую руку — вещь, не имеющую в их глазах никакой цены. Показывая сначала первый предмет, он говорил по-русски хорошо, делая при этом довольное лицо. Туземцы, зная, что на русское слово они должны говорить свое, отвечали ему по-папуасски. Тогда он показывал туземцам второй предмет и говорил плохо отбрасывая предмет в сторону с пренебрежительной гримасой. В ответ он слышал другое папуасское слово.

Но вот беда. Проделывая в разное время этот опыт, он получал часто совершенно разные слова. Один раз ему казалось, что хорошо по-папуасски будет казь, а другой раз ваб. Потом он убедился, что казь означает табак, а ваб — горшок. Дело в том, что в одном случае он держал в руке пачку табаку, который туземцы очень ценят а в другом горшок, вещь, также для папуасов необходимую. Только по прошествии многих месяцев удалось ему, наконец, установить, что хорошо по-папуасски будет ауе, а плохо — борле.

Убедившись, что Туй и его земляки из деревни Горенду вполне освоились с ним в Гарагасси, Миклуха-Маклай решил сам нанести им визит. Отправляясь в первый раз в папуасскую деревню без приглашения туземцев, один, он задумался — брать или не брать с собой оружие? Конечно, он не знал, какой прием ожидает его в деревне, но после непродолжительного раздумья решил, что револьвер ему не поможет. Даже пустив его в дело в случае нападения он мог уложить на месте человек пять-шесть туземцев Возможно даже, что остальные, напуганные действием огнестрельного оружия, не посмели бы тронуть путешественника. Ну, а дальше? Отношения навсегда испортились бы и, рано или поздно, туземцы нашли бы случай отомстить ему. Но если бы и этого не случилось, — все равно научно-исследовательскую работу среди туземцев пришлось бы прекратить, и его пребывание на этом берегу потеряло бы всякий смысл.

Взвесив все это, он решил итти в деревню невооруженным. Неуверенный в том, хватит ли у него выдержки остаться совершенно спокойным в момент крайней опасности и не пустить в ход в целях самообороны оружие, — он сознательно оставил револьвер дома и взял с собой только записную книжку и карандаш.

Деревня Горенду (рис. М.-Маклая).

Миклуха-Маклай направился в Горенду — ближайшую от его дома деревню: там он имел много знакомых туземцев, неоднократно навещавших его в Гарагасси. Но в лесу он попал не на ту тропинку и незаметно для себя отклонился в сторону. Заметив свою ошибку, он решил, что возвращаться не стоит — не все ли равно, в какую папуасскую деревню ему итти. Риск был приблизительно одинаков.

Совершенно уверенный, что тропинка обязательно приведет его в какую-нибудь деревню, он продолжал итти, размышляя о туземцах. Вдруг из-за густой зелени кустарников он ясно услышал голоса туземцев, среди которых легко можно было различить мужские и женские. Он остановился, раздумывая, как ему поступить.

В этот момент около него появился мальчик лет четырнадцати. С секунду оба смотрели друг на друга в недоумении. От неожиданности мальчик, казалось, потерял способность двигаться. Опасаясь напугать его еще больше, Миклуха-Маклай также стоял неподвижно. Наконец, мальчик пришел в себя и стремительно бросился в деревню. Мгновенно раздалось несколько громких возгласов, среди которых выделялся особенно пронзительный женский визг, — и все стихло.

Решив, что медлить больше незачем, Миклуха-Маклай неторопливо вышел на площадку. Посредине ее стояла толпа вооруженных копьями мужчин, которые оживленно говорили между собой. Поодаль виднелась другая толпа вооруженных мужчин. Ни женщин, ни детей не было, — очевидно, они успели спрятаться.

При виде путешественника некоторые туземцы, стоявшие впереди, приняли воинственные позы, потрясая копьями и как бы готовясь бросить их в незваного пришельца. Миклуха-Маклай, делая вид, что не обращает никакого внимания на их угрозы, медленно подвигался вперед. Каждую секунду он ждал, что удачно брошенное копье оборвет его жизнь. Но отступать было бессмысленно. Так спокойно дошел он до одной из хижин, около которой остановился и повернулся лицом к туземцам. В то же мгновение возле самого его лица, одна за другой, пролетели две стрелы и воткнулись в дерево, стоявшее за хижиной. Повидимому, не все туземцы одобрили этот поступок, потому что среди них разгорелся спор, и некоторые обратились к Миклухе-Маклаю, указывая на дерево, как бы желая объяснить, что стрелы были пущены в птицу, сидевшую там. Путешественник решил, что его просто испытывают.