Весьма возможно, что она стала жертвой ловкой мистификации, хотя утверждать этого положительно нельзя, не имея “документов” в руках. По уверению г-жи Адан, обе немецкие кокотки были подосланы из Берлина недоброжелателями Скобелева. Г-жа Адан называет их “дамами, приехавшими в Берлин из Гейдельберга”. В бытность мою в Гейдельберге ни от одного из здешних русских (не говоря уже о немцах) я не слышал ни малейшего намека, подтверждающего это показание.
Каковы бы ни были истинные причины смерти Скобелева, несомненно одно: он погиб жертвою своего легкомысленного отношения к женщинам. Трудно поверить, если бы не было налицо самого факта, чтобы человек, до такой степени опасавшийся немецких “интриг”, через минуту после того, как он толковал об этих интригах с Аксаковым, преспокойно отправился ужинать с незнакомыми ему двусмысленными дамами “германского происхождения”. Но, даже оставив в стороне всякую политику, нельзя не удивиться неосторожности Скобелева, который несмотря на все увещания врачей продолжал вести рассеянную жизнь, затевая кутежи с первыми попавшимися кокотками. В числе разных объяснений, пущенных в ход по поводу внезапной смерти Скобелева, есть и то, что он умер от чрезмерного возбуждения – ив этом нет ничего совершенно невероятного, особенно если принять во внимание, что со времени контузии, полученной в турецкой войне, Скобелев имел склонность к аневризму. Доктора Алышевский и Гейфельдер в один голос утверждают, что Скобелев вовсе не обладал железным телосложением и что, зная беспорядочный образ его жизни, можно было даже предсказать его преждевременную кончину.
Величайшим несчастием для Скобелева было, что он не сумел или не мог найти подруги – жены. Брак его с Гагариной кончился разводом. Незадолго до смерти Скобелев мечтал еще о том, чтобы жениться “на бедной образованной девушке”. Мечтам этим не было суждено сбыться, так как в бракоразводном процессе с женою Скобелев был вынужден принять на себя вину и таким образом по приговору был осужден на безбрачие. По словам Верещагина, женитьба была больным местом Скобелева. В нем несомненно было сильное стремление к семейной жизни, хотя он энергично это отрицал.
– Необходимо только, – сказал ему Верещагин, – чтобы жена ваша была умна и взяла вас в руки.
– Это верно, – заметил Скобелев.
Еще под Плевной Верещагин пророчил Скобелеву, который страстно любил детей, что у него явятся “скобелята”, которые будут таскать его за бакены. Этому предсказанию не суждено было сбыться.
Впечатление, произведенное смертью Скобелева, в России и во всей Европе было необычайно сильно. Даже политические противники и враги Скобелева воздали ему должное. Из отзывов русских противников Скобелева достаточно привести слова “Вестника Европы”:
“Образ рыцарски храброго воина, заботливого друга солдат, образованного генерала, высокодаровитого полководца давно уже рисовался перед обществом в лице Скобелева. Образ действий Скобелева после взятия Геок-Тепе обнаружил в нем и административный талант, не уступающий, может быть, его военному искусству”.
В лучшем из тогдашних ежемесячных журналов, “Отечественных записках”, был также напечатан чрезвычайно сочувственный некролог, несмотря на то, что журнал был весьма далек от сочувствия славянофильским взглядам Скобелева.
В виде заключения делаем общую характеристику Скобелева как человека и общественного деятеля.
Как уже замечено, Скобелев, несмотря на высокий рост, не производил впечатления атлета. Д-р Гейфельдер, описывающий Скобелева с точностью антрополога, говорит:
“Скобелев был высокого роста, стройного телосложения, скелет у него был скорее мелкий, широта плеч не особенно развита, что скрывали эполеты. Мускулы не сильно развиты: я удивился, увидев, что musculus biceps и musculus deltoideus не сильно выдавались. Лицо, десны и соединительные оболочки глаз были бледны, кожа суховата. У Скобелева было два рубца на правом боку и бедре от ран в Туркестане и на Дунае. Об этих ранах он не любил говорить. Печень была увеличена. Череп замечательно регулярной овальной формы, лобные бугры выдавались, голова покрыта густыми волосами темно-русого цвета”.