Как бы то ни было, отъезд состоялся в назначенный день, именно 11 августа 1840 года. Как было условлено, Глинка проводил Е. К. до Катежны, откуда она поехала на Витебск, а он на Смоленск. Приехав из Смоленска в Новоспасское, Глинка стал обдумывать свое положение и отношения к Е. К., и ему стало ясно, что прежнего чувства к ней у него уже нет. Тогда явилась необходимость хоть чем-нибудь оправдаться перед самим собою, и вот появляется такое оправдание: «За несколько дней до отъезда из Петербурга, – говорит Глинка в своей автобиографии, – Е. К. в припадке ревности жестоко огорчила меня незаслуженными, продолжительными упреками». Больше ничего не удалось придумать. Но странное дело! Сами размышления об этих столь печальных вещах все-таки принесли Глинке некоторое облегчение. Может быть потому, что всегда полезно отдать себе ясный отчет в собственных ощущениях. Так или иначе, раз осознав, что к Е. К. он охладел, Глинка значительно успокоился и помирился с совершившимся фактом. Что делать, Глинка был человек, и ничто человеческое ему не было чуждо.
Вслед за тем мысли композитора приняли новое направление. Он вспомнил, что у него есть иные, великие задачи в жизни, и ближайшею из них оказалась начатая, но давно прерванная работа, а именно «Руслан». Вдохновение музыканта опять пробудилось, полузабытые фантастические образы великолепной сказки Пушкина опять выплыли в его воображении, и он прилежно принялся за работу. В три дня готова была интродукция «Руслана». Вскоре после этого он отправился в Петербург и по дороге туда придумал финал оперы, который потом послужил главным основанием для увертюры к «Руслану». Так быстро умел работать Глинка.
Приехав в Петербург, он поселился у Кукольника и тотчас же принялся за прерванную работу, начавши было сцену Людмилы из первого акта. Однако через короткое время работу пришлось прервать. Нестор Кукольник написал драму «Князь Холмский», и по просьбе друга Глинка должен был писать музыку для этой драмы. Таким образом были написаны увертюра, антракты, песня «Ходит ветер у ворот» и романс «Сон Рахили». Пьеса Кукольника, однако, оказалась неудачной и выдержала всего три представления.
В ноябре 1840 года Глинка серьезно заболел горячкой, и хотя опасность скоро миновала, силы композитора возвращались очень медленно. Однако едва он оправился настолько, что мог работать, как снова принялся за своего «Руслана» и усердно работал над ним всю зиму. В промежутках Глинка успел написать несколько менее крупных по объему вещей, например превосходный романс «Как сладко с тобою мне быть» (слова Рындина), известную «Тарантеллу» и пр. Но ни эти второстепенные сочинения, ни недуги – ничто не могло оторвать его от работы над «Русланом и Людмилой». Он полюбил свою оперу и писал, не переставая, пока внезапно над ним не разразилась новая гроза. На сцену опять выступила его жена.
На этот раз дело заключалось вот в чем. Весною 1841 года по городу стали распространяться какие-то очень странные слухи. Сообщали за верное, будто жена Глинки вышла замуж за другого. Слух представлялся совершенно нелепым, но собранные Глинкою сведения подтвердили его справедливость; о таком противозаконном поступке кто-то даже уже донес консистории. Словом, кажется, только с одним нашим композитором могли случаться в жизни такие невероятные казусы.
Сначала он был так поражен, что не знал, что и предпринять; но потом, одумавшись, рассудил, что жена уж слишком злоупотребляет его терпением, и подал прошение о расторжении своего брака. Кто не знает характера бракоразводных процессов вообще? Легко поэтому представить себе, чем был такой процесс в дореформенное время 1841 года! Глинка уехал было в деревню, но в июне 1841 года должен был возвратиться в Петербург и здесь совершенно окунулся в омут бракоразводной юриспруденции. Хлопотать ему пришлось очень много, потому что начались всякие явки, допросы, показания, а потом даже и очные ставки. Жена Глинки долго уклонялась от всех этих печальных вещей, действуя через адвокатов, но наконец и ее вытребовали в консисторию для очной ставки с мужем. Супруги явились, и нам трудно сказать, кому из них было тяжелее: жена Глинки плакала, а он, по собственным словам, «скрепил сердце».
