В тот же миг последние лучи Солнца погасли и темнота упала на этот мир. Мир, в котором не осталось ни одного живого существа.
И ведь в чем-то я, пожалуй, прав…
Далеко ли мы ушли от этих уродцев? Опережаем ли мы их на два порядка? Или только на три этапа?
Разве не все мы приходим на этот свет через одни ворота и уходим из него через другие? Кто сомневается – полистайте Экклезиаста.
А мотивированность наших поступков? Только самые наивные могут полагать, что их действия подчинены их же воле. Захочу – почешу себя за ухом, захочу – попрыгаю на левой ноге. А захочу – а почему бы, собственно, и нет? – возьму топор и пойду рубить лес… Другие люди, может быть, более слабые, а может – они действительно догадываются об истинном положении дел, пытаются найти некое целеполагающее начало, управляющее ходом их жизни. И кто-то чувствует, как над ним тяготеет длань Бога, над кем-то довлеет рука Судьбы. Я же почти уверен, что над всеми нами тяготеет курсор. Который, в свою очередь, подчиняется движению мыши. (Вряд ли кто-нибудь захочет управлять нами при помощи джойстика: слишком много степеней свободы осталось бы у нас.) И все, что нам остается – это молиться своему Богу и молить у своей Судьбы, чтобы рука, довлеющая на мышь, оказалась достаточно опытной.
И временами, когда ты внезапно отчетливо осознаешь, что твоя жизнь на этом свете имеет цель, это значит, что тебя выделили. Курсором. Правда, как правило, ненадолго. А в продолжительных промежутках между выделениями ты понуро идешь, не видя цели, проходя через вереницу суточных изменений освещенности, сезонных изменений климата и возрастных изменений себя. Идешь просто так, потому что все идут, потому что идти легче. А иногда (не чаще, чем один раз за одну жизнь, но обычно много реже) ты зажмуриваешь глаза и делаешь шаг в пропасть…
И нет на этом свете человека, который ни разу не задавался вопросом: «А что там, за вторыми воротами?» Ведь не может же быть, чтобы… Ведь должен же быть какой-то… А иначе – …
Или все это – только для того, чтобы какой-нибудь девятилетний мальчик…
Девятилетний мальчик откинулся на спинку кресла и зажмурил слегка уставшие глаза. Вытер вспотевшую ладошку о коврик для мыши.
Цель этапа была достигнута. По условию достаточно было провести одного человечка из сорока, которые были в начале. Да больше бы все равно не получилось: на всех был всего один парашют.
На экране загорелась надпись: «ПАРОЛЬ – JK79B14F». Мальчик аккуратно записал пароль на листке бумаги, чтобы на следующий день…
И все?
И все! Хотя…
Не было ни времени ни места.
Но это скоро кончилось.
Вот только что он шагнул в Ворота, и вот уже, в составе нового отряда, он очутился в другом мире. Здесь только-только начинался день.
Другим был мир, изменился цвет неба, фактура дороги, сменился рельеф местности. Прежней осталась суть.
Другим был Глазастик.
Сначала он по привычке шел вместе с отрядом, не ускоряясь и не замедляя шаг. Затем попытался остановиться. И не смог. Идти вместе со всеми было естественно и легко. Всякое движение, выбивающееся из ритма, стоило огромного напряжения.
Ему в голову пришла мысль. Она показалась ему настолько правильной, что он – такого с ним никогда не случалось прежде – повторил ее вслух.
Из колонок, прикрепленных по бокам монитора, донесся еле слышный шепот:
– Легко двигаться куда-то, если не знаешь, зачем ты это делаешь. Но бессмысленно продолжать движение, когда ты знаешь, что движешься ни за чем.
Мальчик вздрогнул. Он был удивлен, может быть, слегка напуган. Удивлен этой непонятно кем произнесенной фразой и тем, что происходило на экране.
Один из крохотных человечков внезапно перестал идти. Он показался мальчику смутно знакомым, напоминал того, которого он по непонятной причине назвал Глазастиком. Но это было на прошлом этапе. И вообще, все человечки были абсолютно одинаковыми.
Человечек медленно повернулся лицом к экрану.
С правой стороны мира, если можно так выразиться, возвышалась прозрачная стена. По видимому, из стекла. Она начиналась от поверхности земли и заканчивалась где-то за границей неба, простираясь влево и вправо насколько хватало взгляда. То, что находилось за стеной, не сразу было осознано Глазастиком как гигантское лицо. Детское и немного испуганное.
