— Сколько вам лет?
Лиза даже вздрогнула. Матвей Васильевич протиснулся мимо, обдав запахом отфильтрованного легкими табака, и снова взялся за карандаш.
— Тридцать семь.
— Не замужем, — как-то очень довольно протянул он, делая пометку.
«Жаль, что у него карандаш не химический».
— Угадали, не замужем. Это имеет значение?
— Да и нет.
— Да и нет?
— Для вас имеет, для меня — нет. Вы, наверное, помните свои детские кошмары, Лиза?
— Почему вы так думаете? Да, помню. Колдуньи всякие… От мамы украсть хотели. — Лиза без всякого веселья фыркнула. — А что?
— Мама жива?
— Тьфу-тьфу-тьфу.
— Чем болеет?
— Сосуды, сердце. Давление… Ну, все что положено. Ревматизм еще.
Матвей Васильевич чертил какие-то неправильные линии, очень сосредоточенно чертил. Лиза поверх зеркала попробовала всмотреться, мысленно перевернуть картинку. Может, диаграммы, а может, британский флаг — это если Матвей Васильевич вовсе рисовать не умеет.
— Пауков боитесь?
— Ну да. Конечно.
— А еще кого?
— Крыс. Змей. Жуков. Тараканов. Червей. Пантер. В лифте ездить боюсь, — зачем-то добавила Лиза. — Немножечко.
— Понятно…
— Что?
Он сложил листок пополам, потом еще раз и убрал на полку.
— Что вам понятно? Кто я такая?
— Я не психолог, и даже гороскопы не составляю. Мне тоже нужно настроиться, вот и все.
— Давайте, я лучше вечером приду? — Лиза встала. — Обед кончается.
«Взять с него расписку? Неудобно. Глупо».
— При чем тут обед? Садитесь, успеете. Вы теперь всегда будете успевать: и пообедать, и поработать.
Ноги подогнулись, и Лиза снова почувствовала под собой жесткий табурет. Уплачено, извольте ехать… А если она передумала? Всю жизнь мечтала о чем-то подобном, а теперь передумала. Всю жизнь была дурой, и теперь себе не изменила.
— Скажите, а… Как это?
— Сейчас.
Он опять закурил.
Ольга сказала: «Этот человек действительно сможет изменить твою жизнь. И не надо больше курсов, не надо практической психологии. Не надо пытаться стать правильной с понедельника, просто придет мастер и завинтит тебе гайки. Все встанет на свои места».
Ольга сказала, что она в тот же день уволилась. Ну, Лизе-то увольняться ни к чему: работа, в общем, нормальная, банк крепкий. А Ольга нашла себе что-то другое. В принципе мало изменилась. Только так говорила, что… Лиза ей поверила. Лиза ведь дура, а Ольга говорила как человек, у которого в жизни теперь что-то есть. Раньше она не была такой.
— Вы на меня не смотрите, смотрите в зеркало, — приказал Матвей Васильевич. — Так… Знаете шутку про стаканы? Один наполовину пустой, другой наполовину полный?
— Знаю.
— Все зависит от точки зрения.
— Знаю.
— Каждый человек на самом деле живет в своем собственном, отдельном мире. Нет двух одинаковых людей, нет двух одинаковых миров. А этот мир, по сути — ваша точка зрения, ваше отношение.
— Я знаю, я читала, — вздохнула Лиза.
— Мало ли что вы читали? Меня слушайте. Реальность ирреальна, реальность — это лишь ваше восприятие, оно обманчиво. Мир таков, какова вы.
— Значит, я неправильная.
— Все наперекосяк?
Лиза смотрела, как расплывается в зеркале ее отражение. Терялась контрастность, резкость, смотреть становилось чуточку больно. И чуточку приятно. Пришлось моргнуть, и тогда по щеке побежал ручеек. Потом второй, по другой щеке. Да, все наперекосяк. Хотя вообще-то ничего особенного. Совсем ничего. Жива, почти здорова, почти хорошая работа, почти хватает денег. Ни одна мечта не сбылась, новых не появилось, старые стерлись. Бутерброд лежит маслом вниз, даже когда Лиза его вовсе не роняла. И не скажешь, что не везет, ведь в лотереи не играет — потому что не видно лотерей, в которых есть достойный приз. Так и живет. Год за годом, день за днем. Не замужем, и не хочется.
Зачем все это? Кому это надо?
Одна скажет: найди мужика. Вторая скажет: уйди от матери, а то так одна и останешься. Третья скажет: знаешь, я тебе завидую. Лиза понимала, что живет неправильно, что ей не нужна такая жизнь, но поделать ничего не могла. Да, эта не нужна. А другой не хочется. Их как бы и нет, других, они скучные и тоже никому не нужны. Поэтому и нельзя ничего сделать, даже научиться готовить — ведь не хочется. Даже сходить на шейпинг больше двух раз. Даже выйти в магазин и купить сока, когда вроде бы хочется… Но вроде и не хочется. Потому что — зачем? В кране есть вода.
