— Раз уж я нарушила ваши планы на сегодня, давайте хотя бы кофе вас угощу.
Тяжело вздыхаю, сожалея о нарушенных планах, но соглашаюсь. Едем в метро, она мило щебечет, почти касаясь губками моего уха. Я наслаждаюсь, вдыхая аромат ее косметики. Краски на лицо она и сегодня не пожалела. Тени, румяна, тушь. Помада ярко красная. Это ничего, это мы смоем.
Выходим на «Тверской» и тут оказывается, что она живет буквально в двух шагах, а кофе у нее тоже найдется. Родители в командировке. А я ломал голову, как ее к себе затащить! О, времена, о, нравы! Ничего не имею против современной молодежи!
Старый сталинский дом, окна на Тверскую. Она снимает джинсовую курточку и вешает ее в прихожей. Я пристраиваю рядом свою. Ее маечка на тонких бретельках, почти прозрачная. Лифчик она не носит… Пальцы у меня дрожат. То ли с похмелья, то ли в предвкушении…
На кухне она ставит на стол крохотные чашечки, достает турку.
— У меня есть коньяк, — она тянется к верхней полке.
Маечка слегка задирается, приоткрывая грудь. Я отвожу глаза — так и ослепнуть недолго, но от коньяка отказываюсь. Если я сейчас выпью, то из запоя выйду только с помощью капельницы. Проверено.
Она ставит турку на плиту и, заговорщицки улыбаясь, тянет меня за собой.
Пустая огромная комната, потолки метра четыре, наборный паркет. В стенах — встроенные шкафы. Все так же улыбаясь, она идет к шкафу с зеркальной дверцей и сдвигает створку. Я тоже расплываюсь в улыбке, ожидая приятного сюрприза…и сюрприз налицо. В глубине шкафа, на полке, четыре круглых аквариума. Из каждого на меня глядит голова… и под каждой головой меч — две самопальные катаны, дюралевый «цвайхандер» и мой, отбалансированный не по правилам, сверкающий, со свинцом в яблоке. А над мечом смотрит на меня из аквариума, сквозь формалин и стекло, голова Саньки… Лицо спокойное, даже безмятежное. Из-под полуопущенных век глядят зеленые глаза. Рыжие волосы, словно водоросли, невесомо парят в формалине. Я совсем забыл про тебя, Санек…
Рядом бритая голова с мясистыми губами и носом картошкой. Судя по Санькиному дневнику, это парнишка, которого он звал Крагером. Всем четверым едва ли больше восемнадцати…
Не знаю, сколько я так простоял. Минуту, десять? Сглатываю тошнотворный ком и оборачиваюсь к принцессе. Принцессы нет. В центре комнаты, босиком, стоит женщина примерно моего возраста. Смотрит надменно, губы кривятся в усмешке. Я не сразу понимаю, в чем дело. Потом до меня доходит. Принцесса всего лишь смыла косметику. Как мало женщине надо, для преображения. Просто смыть краску, чтобы обнажить душу.
В руках у нее «бутуровка» — венгерская сабля 16–17 века. Настоящее оружие, острое, как «жиллет-сенсор», способное разрубить на лету шелковый платок. Средневековые мастера плевать хотели на «усталость металла» и против этой сабли мой полированный меч не лучше куска водопроводной трубы.
Ее губы шевелятся, ноздри трепещут, глаза безумны. В солнечном свете ясно видно, как изо рта брызжет слюна. Я не сразу понимаю, что она говорит, но постепенно звуки складываются в слова.
— …в ваши игры. Я провожу набор бойцов. Ты — лучший, что мне попались. Ты нужен нам в Средиземье.
— Ты больная, ты убила их…, - слышу я свой голос.
— Ты не понимаешь, — нетерпеливо говорит она, — смерть в бою — это необходимое условие. Иначе в Средиземье не попасть.
Да-а… Мой диагноз известен — алкогольная интоксикация. А у нее что? Отравление сказкой?
— А где тела?
— Их нет. Здесь ты их не найдешь. Тела растаяли, развеялись как дым. Они в моем мире. Мышечная память пригодится, а воспоминания, — она указывает концом сабли на головы, — им не к чему. Так что, играем?
И предложенный коньяк и прозрачная маечка — все, чтобы вывести из равновесия, соображаю наконец я. И головы в аквариумах тоже.
— Ты знаешь, — стараясь не глядеть в лицо Саньке, я беру свой меч, мне не очень хочется в твой мир. Здесь, пожалуй, спокойней.
Рукоять привычно ложится в ладонь. Пробую ногой паркет. Скользко. Хорошо, что кроссовки не снял.
— Значит, я отправлю тебя помимо твоей воли.
— Как этих мальчишек, — я киваю в сторону аквариумов, — ведь выбора ты им не оставила?