Мифы мегаполиса - страница 139

Шрифт
Интервал

стр.

— Это воплощения моих страхов. Это я сам, только с разными лицами. Себя нельзя бояться, равно как любить или ненавидеть. Рядом с собою можно только жить.

«Хорошо. — В голосе звучала усмешка или мне показалось. — Расскажи о страхе, от которого излечился, и можешь идти».

— Я боялся прожить жизнь напрасно. Это был мой самый главный страх. Я боялся прожить так, что потом самому будет тошно смотреть на собственные похороны. Когда я из своего Харькова впервые приехал в Москву и спустился в метро, то ужаснулся. Тысячи людей двигались на эскалаторе вверх и вниз. У каждого своя судьба, и никто о них не вспомнит.

— И ты перестал бояться, пожив в Городе? — Да.

— Почему?

— Я понял, что равнодушие живет только в нас самих, и мы его главный источник. Ничего не бывает напрасно. Ни жизнь клерка, ни простого бродяги. А Город — он не страшный, особенно когда смотреть на него с высоты птичьего полета.

— Ты излечен.

— Что дальше?

— Ты можешь задать три вопроса, потом ты уйдешь. — Это эксперимент?

— Да, ты сам согласился поставить над собой эксперимент.

— Кто вы?

— Нас давно уже нет. Мы живем теми, кто приходит в Город.

— Что вы возьмете взамен моего страха, страха перед городом, жизнью и самим собой.

— Ничего. Только цвет твоих волос.

Голова закружилась. Я снова увидел ожерелье из лун, висящих в небе. А потом оказался в заброшенном городе. Только теперь он не был похож на тот, что я видел в самом начале.

Разрушенные бетонные дома перемежались вновь отстроенными. Все это заливал багровый свет.

Я поспешил к костру, которые горел для меня множество прожитых жизней.

— О, Леха пришел? — воскликнул Виталик.

— Где ты так долго шлялся-то? — хихикнул Андрей.

Я вышел к костру, и в ярком свете огня они смогли разглядеть меня. Виталик попятился назад. Андрюха уронил гитару и прошептал:

— Ты же весь седой.

— Я знаю, — ответил я и рассмеялся.

Николаев Андрей


ИНТОКСИКАЦИЯ

Все! Осталась последняя надежда. Если опять облом — намылю веревку и… Взломают дверь и ужаснутся. Молодой, симпатичный, жить да жить, а он в петле. Голова набок, лицо синее, язык наружу… нет, так не пойдет. Некрасиво. Пожалуй, открою газ и голову в духовку! И найдут с малиновой мордой, обделавшегося, как младенец у нерадивой мамаши… Нет, тоже нехорошо. Может, с балкона порхнуть? Ласточкой! Мозги на асфальте, мужественное волевое лицо всмятку…

Черт, о чем я думаю?

— Алло, Елену будьте любезны.

— Здравствуй, Сережа.

— О, не узнал, богатой будешь.

Вправду не узнал, голос у нее какой-то напряженный, изломанный.

— Как дела, Лен?

— Так себе. Ты что-то хотел, а то я звонка жду.

Молодец, Ленка! Как всегда берет быка за рога.

— Лен, такое дело. Одолжи сотню на неделю, а?

— Ладно.

Я ушам не поверил. Вот оно — спасение.

— Серьезно, Лен, через неделю отдам.

— Сказала же, ладно. Когда зайдешь?

— Через полчаса.

— Давай, жду.

Иду в ванную. Бриться, конечно, не буду. Такой колотун, что зарезаться можно. Чищу зубы. От усилий покрываюсь испариной. Господи, плохо-то как. Напоследок — взгляд в зеркало. Лучше бы не смотрел.

Ползу к троллейбусной остановке. Май, утро, свежий ветерок. Подкатила «трешка», забиваюсь в угол на задней площадке, стараясь не глядеть в салон. Хорошо, что народу много — контролер не протиснется. Рядом девица вся из себя в черных очках с мобильником на шее. Покрутила носом, покосилась и, брезгливо фыркнув, демонстративно отвернулась. Попей две недели, дочка, я посмотрю, чем ты будешь благоухать. Троллейбус проезжает эстакаду над Савеловским вокзалом, тормозит возле остановки. Следующая — моя. Проезжаем магазин «Сухари». Всегда умилялся: магазин «Сухари», а через четыре дома Бутырская тюрьма.

Ленка живет в старом доме, вход со двора. Ох, дойти бы. Ковыляю по зебре через улицу. Во дворе липы, тополя, густая тень. Прохладный подъезд со старым решетчатым лифтом. Возношусь на седьмой этаж, давлю звонок. Быстрые шаги, дверь распахивается. Ленка в джинсах и бежевой толстовке. Лицо напряженное, глаза будто чего-то ждут и боятся в то же время.

— А, это ты. Заходи.

Проходим на кухню. Для своих тридцати семи она еще очень даже ничего. Только потянуло ее как-то. Синяки под глазами, углы рта опустились. Неужели тоже выпивает?


стр.

Похожие книги