Или страшная сказка про «отсутствие паспортов у крестьян в деревне в страшные сталинские времена», без которых крестьяне-колхозники не могли уехать из деревни-колхоза и были обречены на «голодную смерть в страшных муках» (видимо еще и от осознания того, что они были лишены такой радости демократической нормы, как «свобода передвижения»). Сегодня за эту «радость демократии» с потрохами скупили когда-то свободных сербов и даже черногорцев, от одного имени которых когда-то вздрагивали на Балканах. Сегодня черногорцы, которых взяли-таки в Евросоюз, носят новое гордое имя — «монтенегры». А у нас вместо грузин появились жители «Джорджии», которых скоро в НАТО примут, чтоб они в перспективе с Россией повоевали...[2]
Насчет «отсутствия паспортов у крестьян при Сталине» можно долго и нудно спорить, приводя факты из жизни крестьян при царе, также не знавших паспортов. Можно привести точную дату появления «советского паспорта» вообще, и в советской деревне в частности. Можно порассуждать про конкретные, объективные исторические реалии тех лет в СССР. Например, сказать, что «свобода перемещения» в СССР особенно для крестьян была «отменена» (точнее ограничена) в 1934 году после прихода Гитлера к власти в Германии, когда окончательно стало ясно, что очередная война Запада против России (СССР) неизбежна. Страна постепенно стала переводиться на мобилизационное управление. Точно так же в 1940 году такие же ограничения в переходе с одного места работы на другое были введены и для рабочих промышленных предприятий в городах.
Думаю, нормальные историки могут привести массу фактов по этому вопросу. Например, сообщить, что в той же Германии перевод экономики страны на мобилизационное управление произошел вообще в 1934 году, почти сразу после прихода Гитлера к власти в 1933 году. При этом для всех категорий работающих, и для рабочих и для крестьян, в Германии были введены запреты на переход с одной работы на другую. И точно такие же ограничения в предвоенный и военный период вводились во всех странах мира, кто воевал с Гитлером. А можно снова прибегнуть к «памяти народной» и опросить жителей современной деревни, потомков тех «угнетенных советской властью колхозников», — а им вообще нужны были паспорта для поездок в город или еще куда?
Увы (или к счастью), я не историк и могу использовать только свой семейный фамильный опыт тех лет. Так вот, мой прадед, Семен Сергеевич Качурин, не шибко любивший советскую власть, в тот самый голодный 1932 год не захотел вступать в колхоз на хуторе Верхнее Антоново в Сальских степях под Ростовом-на-Дону (потом эта местность стала называться Семикаракорским районом) и уехал искать лучшей доли. Уехал с семьей вполне нормально и легально, не тайком. Жили некоторое время в своем домике под Гаграми. Уже в 1970-е годы моя бабка показывала мне с того места, где стоял когда-то тот домик, дачу Сталина.
Сомневаюсь, что страшное ОГПУ-НКВД не знало бы, что в окрестностях «дачи Тирана» ютятся «бомжи беспаспортные», беглецы от колхозного рая. «Лучшей доли» прадед в итоге не нашел (с работой «на югах» оказалось туговато) и через несколько лет привез семью обратно на хутор. Вот только все уже жили нормально после первых трудных лет становления колхозной жизни, а семья прадеда до самой войны никак не могла наладить свою жизнь и зарабатывала на жизнь «шабашками», разъезжая по хуторам, да ездила работать в совхоз на соседний хутор. Но наверняка после 1934 года, когда страна стала переводиться на режим подготовки к мировой войне, мой прадед уже «не смог» бы уехать со своего хутора так просто.
После 1934-1936 годов голода на селе и в стране уже не было. Некому было организовывать голод после 1936 года на селе — Сталин пересажал-расстрелял организаторов голода и «героев коллективизации» за их «подвиги», да и сама система колхозов позволяла держать ситуацию с «неурожаями» под контролем и перераспределять хлеб по проблемным областям. Паспорта же после 1934 года выдавались на руки в сельсовете, если молодежь отправлялась в город на учебу, в различные командировки. Моя бабушка, работая в совхозе, так и уехала перед войной учиться в пединститут. Но наверняка должна была вернуться в родное село учительствовать, да война помешала. Крестьяне тех лет по этому поводу не очень переживали. И уж тем более не просили «голосить» в их защиту таких фигур, как Сванидзе. Уж они-то тогда лучше Сванидзе понимали всю необходимость такого шага в те конкретные годы.
