— Мне что-то не нравится, — процедил сквозь зубы Уэлс, — салютовать им, словно они фрегат.
Поравнявшись с бушпритом «Неустанного», первая галера двинула весла правого борта в обратную сторону и, несмотря на большую длину и малую ширину, повернулась, как волчок, встав поперек носа фрегата. Легкий ветерок дул прямо со стороны галеры; Хорнблауэр почувствовал сильную вонь, и не он один: все матросы на палубе криками выражали свое отвращение.
— Они все так воняют, — объяснил Уэлс. — Пятьдесят весел, на каждом по четыре гребца. Получается двести галерных рабов. Все прикованы к своим скамьям. Если вы попадаете на судно рабом, вас сразу приковывают к скамье и уже не отковывают, пока не приспеет время выбросить вас за борт. Иногда, когда матросы не заняты, они выгребают дерьмо, но это случается нечасто: во-первых их мало, а во-вторых, они даго.
Хорнблауэр всегда хотел все знать точно.
— Сколько их, мистер Уэлс?
— Человек тридцать. Достаточно, чтоб при необходимости управиться с парусами. Или чтоб встать к пушкам: прежде, чем идти в бой, они убирают паруса и реи, как сейчас, мистер Хорнблауэр, — обычным менторским тоном произнес Уэлс. Слово «мистер» прозвучало у него с легким ударением, неизбежным в устах шестидесятилетнего уорент-офицера, потерявшего надежду на дальнейшее продвижение, когда тот обращается к восемнадцатилетнему уорент-офицеру (формально равному ему по чину), который может в один прекрасный день сделаться адмиралом. — Так что вы сами понимаете. При команде в тридцать человек они не могут держать без привязи две сотни рабов.
Галеры снова развернулись, и теперь шли с правого борта «Неустанного». Движение весел замедлилось, и Хорнблауэр успел внимательно разглядеть оба корабля: низкий полубак я высокий полуют соединялись длинным переходным мостиком, по которому расхаживал человек с бичом. Гребцов заслонял фальшборт, отверстия для весел, насколько мог разобрать Хорнблауэр, были заделаны обернутыми вкруг весельных вальков кусками кожи. На полуюте два человека стояли у румпеля; здесь же находились несколько офицеров, золотые галуны мундиров блестели на солнце. Если исключить золотые галуны и двадцатичетырехфунтовые погонные орудия, суда, на которые смотрел Хорнблауэр, были в точности такие же, как те, на которых сражались древние. Полибий и Фукидид писали почти о таких же галерах. Если на то пошло, всего лишь двести с небольшим лет назад галеры сражались в великой битве при Лепанто. Но в тех битвах участвовало по несколько сотен галер с каждой стороны.
— Сколько их сейчас на ходу? — спросил Хорнблауэр.
— Да с десяток наверно, точно я не знаю. Обычно они стоят в Картахене, за Проливом.
Уэлс имел в виду «за Гибралтарским проливом», то есть в Средиземном море.
— Для Атлантики они хиловаты, — заметил Хорнблауэр. Нетрудно было заключить, почему сохранились эти несколько судов: главной причиной был, конечно, консерватизм испанцев. Кроме того на галеры ссылали преступников. В конечном счете они могли пригодиться в безветрие — торговое судно, заштилевшее в Гибралтарском проливе, должно было стать легкой добычей для галер из Картахены или Кадиса. Наконец галеры могли буксировать суда в гавань и из гавани при неблагоприятном ветре.
— Мистер Хорнблауэр! — крикнул Эклз. — Передайте капитану мое почтение и скажите, что мы готовы к отплытию. Хорнблауэр стремглав бросился вниз.
— Передайте мистеру Эклзу мои приветствия, — сказал Пелью, отрывая взгляд от своих бумаг, — и скажите, что я немедленно поднимусь на палубу.
Южного бриза едва хватало на то, чтоб «Неустанный» прошел на ветре окончание мыса. Со взятым на кат якорем и обрасоплеными реями корабль украдкой двинулся в сторону моря; в царившей на палубе дисциплинированной тишине ясно слышалось журчание воды под водорезом — мелодичный звук, в своей невинности ничего не говорящий об опасностях того жестокого мира, в который вступало судно. Под марселями «Неустанный» делал не больше трех узлов. Сзади вновь появились галеры — весла их двигались быстро-быстро, словно галеры похвалялись своей независимостью от стихий. Блеснув позолотой, они обогнали «Неустанный», и его команда вновь ощутила их отвратительный запах.