Он чуть повернул голову и скосил взгляд за спину.
— Хороша ночка, правда, Шарла?
В кабине находилось еще два человека, разместившихся позади пилота на сиденье, которое не предназначалось для людей — лавка была без спинки, жесткая, куда более широкая, чем требовалось. Там сидела плотно укутавшаяся в длиннополый плащ девушка — она старалась забиться как можно глубже в овальное пространство за лавкой, а рядом с ней находился мужчина. Услышав свое имя, девушка откликнулась:
— Ландор, нам еще долго лететь?
Голос ее легко одолел звук работающего мотора.
Ландор рискнул оторвать взгляд от приборов и непроглядной хмари впереди — глянул на указатель маршрута и, наклонившись в сторону девушки, ответил:
— Около десяти минут…
Третий пассажир что-то недовольно буркнул, потом высказался яснее:
— Поверьте, сиар Ландор, это настоящая пляска ведьм.
Ландор, не оборачиваясь, рассмеялся — даже за окно не глянул. Только сказал:
— Да вы поэт, Ордовик!
— Какой я поэт! Ни в коем случае… — возразил тот. Он посмотрел в окно, потом глянул на бледную, притихшую Шарлу. — Я всего-навсего простой воин, привыкший более обращаться с мечом и копьем, чем с пером.
Он невольно положил руки на набалдашник рукояти клинка, упертого в пол и стоявшего почти вертикально. В этот момент машину крепко встряхнуло, и меч зазвенел в ножнах. Ордовик чуть вытащил блеснувшую в свете приборных огней сталь. В глазах Шарлы появился испуг.
— Вам холодно, госпожа? — спросил Ордовик. — Возьмите мою накидку?
Шарла остановила его:
— Не надо, Ордовик. Осталось совсем немного. Мне бы не хотелось, чтобы ты за это время совсем окоченел. В замке, должно быть, тепло…
Ландор многозначительно отозвался:
— Да, Шарла, там нас наверняка ждет теплая встреча. В замке всего можно ждать… Ордовик, я, в отличие от тебя, не воин. Со своим мечом я расстался еще в молодости, так что держи ухо востро.
Ордовик распрямил плечи — под накидкой блеснули латы.
— Мне двадцать восемь лет, — откликнулся он, — и я силен как танисский бык.
Шарла бросила на него мимолетный взгляд и тут же отвернулась.
Толпа перед замком медленно таяла. Многие явились к замку с заходом солнца, а теперь уже была почти полночь. Все им порядком надоело — холод, пронизывающий ветер, дождь. Знамена то снимали, то вывешивали снова — собравшиеся у замка жители начинали тогда выкрикивать здравицы в честь Андалвара с Аргуса, а правитель все не ехал и не ехал.
В стороне на обнаженной скалистой плите стоял мальчик лет семи и скрюченная старуха, которой едва было за шестьдесят. На этом скатившемся в тьму варварства мире старели быстро. Мальчик неожиданно зевнул и нечаянно толкнул старуху. Та качнулась в сторону расположившихся на плите мужчин — они придержали ее. С их кожаных курток струями полилась вода.
Старая женщина вдруг закрыла глаза, сцепила пальцы, подняла руки до уровня груди и прошептала:
— Ронейл.
— Здесь я, бабушка, — откликнулся внук и обнял старуху за плечи.
— Ронейл, я вижу дурные дни, — прошептала старуха. Голос ее был подобен шороху сухих листьев, перебираемых ветерком. — Ронейл, ты здесь? Мне жаль тебя, внучек, — Аргус ждет дьявольская пора.
Один из мужчин, стоявших поблизости, повернулся к ним. С его бороды посыпались капли воды. В свете факелов, пылающих на стенах замка, борода заиграла отблесками, словно по густым курчавым завиткам раскатили россыпь бриллиантов. Он наклонился пониже и удивленно спросил у мальчика:
— О чем это она?
Паренек ответил с беззаботностью молодости:
— Бабушка-то? Что-то, наверное, привиделось… Она у нас пророчица.
Во взгляде мужика появилась заинтересованность. Теперь он склонился к старухе, прислушался, что она там бормочет. Соседи тоже придвинулись.
— Ронейл, Ронейл, где ты?
— Здесь, бабушка, — ответил мальчик. Он крепко взял ее под руку.
— Ронейл, Аргус ждут плохие времена. Вижу, вижу… Черная ведьма задумала поработить нас. Она хочет, чтобы мы забыли о временах империи. Солдаты подкуплены… Люди стонут… Империя становится подобна дымку над костром…
— Вот те на! — прошептал кто-то в толпе. — Черная ведьма! Андра!.. Вот в ком зло для Аргуса.
