Но после четвертого урока я его все-таки настиг в коридоре и прижал к стенке.
— Надо тебе что-то предпринять, Мишка, — сказал я озабоченно.
— А что такое? — струхнул Мишка.
— Старик знает, что ты в нашем классе учишься. Я, говорит, с ним расправлюсь, с этим ворюгой.
— А что мне делать?
— Уйти с последнего урока, другого выхода нет.
— Хорошо, — сказал Мишка. — Уйду.
И он убежал с последнего урока, за что ему потом хорошо нагорело.
Я не люблю, когда меня хотят обдурить. Я сам, кого хочешь, обдурить могу. Вот так.
ГАЛКА ВЫРАБАТЫВАЕТ ХАРАКТЕР
Афанасий Михайлович пришел к нам в гости, как и обещал, и наговорил столько интересного, что ребята были в восторге. А потом мы стали ходить к нему по очереди, помогали по хозяйству. Меня он встречал как старого друга: "Спасибо тебе, Валерий, с такими хорошими ребятами познакомил".
После того как мой теперешний класс взял шефство над чапаевцем, мы сразу же обошли мой бывший класс и уверенно метили на первое место в школе.
Мои бывшие одноклассники негодовали. Ленька Александров грозился поколотить меня. А добрейшая Светка Никитина сказала, что такой подлости она от меня не ожидала.
Вот чепуха получается, недоумевал я. Сами из кожи вон лезли, чтобы меня исправить и переделать, а тут, когда я перековался, на меня же и набросились.
Только Галку Новожилову это совсем не интересовало. Каждую переменку она бежала в раздевалку и рылась в карманах своего алого пальто, искала новое письмо и не находила. Потому что я не знал, о чем ей писать.
По-прежнему, хотя я и был уже в другом классе, ко мне приходила Ира. Она открывала дверь и обыкновенно спрашивала:
— Как твоя глаукома?
— Немножко колет, — охал я.
— Может, вызвать "скорую"? — На Ириных губах появлялась улыбка.
— Да нет, не стоит, — подумав, говорил я.
И мы хохотали, открывали учебники и начинали заниматься.
Ира очень много знала. Иногда мне казалось, что она знает столько, сколько наши учителя.
Ира рассказывала мне о великих ученых, о том, как они совершали свои открытия и как, не страшась смерти, работали и работали. А некоторые знали, что скоро умрут, знали, что смертельно больны, и все равно сидели днем и ночью в лабораториях.
Моим любимым ученым стал Альберт Эйнштейн. Может потому, что он был еще и веселым человеком. Какие он сделал открытия, Ира объяснить не сумела, но сказала: "Эйнштейн — величайший физик XX века".
Но самым удивительным было то, что я исправил свои двойки. Одна за другой я разделался с ними. И было это не очень трудно. Конечно, Ира на меня крепко наседала. Но все-таки это я исправил двойки, а не она.
Но сегодня у меня был вид человека, потерявшего лотерейный билет, который выиграл "Волгу". Говоря попросту, я был не в своей тарелке.
— Ты очень невнимателен, — сказала Ира. — Так нельзя учить уроки.
— Послушай, — перебил я Иру, — если девчонка влюбилась в мальчишку, а он нет, то что делать?
Ирино лицо густо покраснело. Под моим взглядом она опустила голову.
— Не знаю, — тихо сказала она.
— У тебя нет опыта? — спросил я.
— У меня нет опыта, — так же тихо ответила Ира.
Я начал расхаживать по комнате. Мне всегда легче думалось, когда я двигался, размахивал руками, даже разговаривал сам с собой.
— Я пойду. — Ира встала и сложила книжки. — Все равно сегодня не позанимаемся.
— До свидания, — сказал я, и Ира ушла.
Что же придумать? Я повалился на тахту. Если Ира, которая знает все на свете, этого не знает, то что делать?
Больше я не мог морочить голову Галке. Мне иногда становилось ее жалко. Сперва я хотел ей отомстить, а тут заварилась такая каша, — как ее одному расхлебать?
Наконец я решился. Я взял ручку и сочинил новое письмо. Оно было самым коротким и самым энергичным.
Я решил тебе все рассказать. Приходи в наш класс в 8 часов вечера.
Мальчик из 6 "Б"
В половине восьмого я прошмыгнул мимо бренчащей ключами тети Шуры в 6 "Б".
В классе была необычная тишина. Никто не бегал по партам, не хлопал крышками. Парты отдыхали от нас, ребят. У них был мертвый час.
Дверь заскрипела, и вошла Галка. Света я не зажигал, и поэтому она меня не видела.
— Здесь есть кто-нибудь? — спросила Галка, и у нее задрожал голос.
