— Поедем, — согласилась Ира. — Я очень люблю кататься с гор.
— Я тоже. И Семку с собой прихватим. Семка — отличный парень.
— Мне Семка нравится. Он очень добрый.
— До-го-во-ри-лись, — я размахивал руками и бегал по комнате.
— А теперь займемся физикой, — Ира была неумолима.
Мои руки еще продолжали барахтаться в воздухе, но их движение стало замедленным. Знаете, как пропеллер останавливается.
Я сел за стол:
— Займемся.
Ира снова раскрыла учебник физики. Я слушал, что она говорила, и смотрел на нее. И все никак не мог понять, как это мне не удалось от нее избавиться. Только потом мне пришло в голову, что я, наверно, не очень хотел от нее избавиться. Мне даже было приятно, что такая девчонка со мной занимается.
А о маме говорить нечего. Когда она увидела меня, склоненного над книгой, и не над какими-нибудь "Тремя мушкетерами", а над солидным учебником физики, мама просто расчувствовалась. Она угощала Иру всякими печеньями-вареньями и приговаривала, чтобы та приходила почаще, что она хорошо влияет на меня, шалопая.
Один раз, когда мы кончили заниматься и моя голова гудела от формул и задачек, Ира предложила:
— Хочешь послушать, как я играю?
— Хочу, — не очень весело ответил я. — Ты изо всех сил побарабань по клавишам, и я все услышу.
Ира жила на четвертом этаже, а я на втором. И если бы она постаралась, я бы услышал, как она играет, сидя у себя дома.
— Ты все шутишь, — обиделась Ира. — А я и правда неплохо играю. Учительница говорит, что у меня хорошие музыкальные данные, — похвалилась она.
Обижать Иру мне не хотелось, и я пошел смотреть, как Ира играет, хотя с большей радостью погонял бы на лыжах.
Нас встретила Ирина мама — высокая, худая женщина в пестром халате.
— Здрасте! — весело сказал я.
— Здравствуй, — строго посмотрела на меня Ирина мама.
— Это тот самый Валерий, о котором я тебе рассказывала, — объяснила Ира.
— Догадываюсь, — ответила Ирина мама и хмуро покосилась на маленькие ручейки, которые вытекали из-под моих ботинок.
Я, конечно, прежде чем пойти к Ире, вылетел во двор и немного побегал туда-сюда. И успел запустить пару снежков высоко, до самой крыши.
— Сейчас, мамочка, — заторопилась Ира.
И мы с ней стали вытирать ноги о коврик. Я не особенно старался, но все-таки, кажется, успел протереть коврик до дыр, а Ирина мама все не впускала нас в комнату. Я хотел было повернуть оглобли, то есть, попросту говоря, удрать на улицу, но тут Ира сказала:
— Хватит.
И потянула меня за рукав в комнату, где среди прочей мебели выделялось массивное, шоколадного цвета пианино, все в завитушках и крендельках. Я на цыпочках пробалансировал по натертому, блестящему паркету и похлопал пианино по крышке.
— Шикарное!
Ира просто расцвела.
— Это очень ценное пианино. Таких теперь нигде нет.
Ирина мама ушла в другую комнату, и я снова обрел дар красноречия.
— И ты на нем можешь все, что захочешь, сыграть? Или только по нотам? — спросил я, развалясь в кресле.
— Пока только по нотам, — ответила Ира.
Она подняла крышку, положила на подставку толстую книгу и начала ее быстро листать. Я пригляделся. На страницах вместо обычных слов, как в нормальных книжках, были сплошные ноты.
— Слушай, — сказала Ира. Она сильно ударила по клавишам. И я чуть не подпрыгнул. Мне показалось, что кто-то хлопнул меня по плечу: "Пошли, парень, с нами". Я не успел и спросить: "Куда?", как музыка мне ответила: "На войну!" "И если ты не трус, — говорила музыка, — если ты не боишься погибнуть за свободу, пойдем с нами".
Я слушал музыку и боялся пошевельнуться.
И как обычно бывает в такие моменты, раздался звонок.
— Ах, Марат, — пропела в коридоре Ирина мама. — Здравствуй, дорогой. А Ириша музицирует.
— Здравствуйте, Олимпиада Петровна, — сказал кто-то. Наверно, этот самый Марат.
— Ах, Марат! — воскликнула Ира и вскочила со стула.
Музыка оборвалась. И меня уже никто никуда не звал. А я даже не узнал, как фамилия композитора, который сочинил эту музыку. Бетховен или Чайковский?..
И тут вошла Ира. С кем вы думаете? С мамой? Ну, конечно, с мамой. Ну, а еще с кем?
С похитителем марок! Да, с тем самым, которого мы с Семкой в один прекрасный морозный день учили быть человеком. Учили очень простым способом: "кормили" его снегом.
