– Ну ладно, раз не хотите, а как вы, Отакэ-сан? Партия в сёги заняла около трех часов, выиграл Седьмой дан. Утром Мэйдзина брили в боковой пристройке возле ванной комнаты. Должно быть, он готовился к завтрашнему сражению. Стул для бритья взяли первый попавшийся, на нём не было подголовника, какие бывает на парикмахерском кресле. Поэтому супруга Мэйдзина стояла позади стула и поддерживала его затылок.
Вечером приехали судья партии Онода Шестой дан и секретарь Ассоциации Явата, и мы все играли в сёги и в нинуки. В нинуки – игре, которую также называют корейским гомоку, Мэйдзину не везло. Он проиграл несколько партий подряд и сказал, обращаясь к Оноде Шестому дану:
– Онода-сан силён, очень силен..., – и поцокал языком.
Я сыграл партию в Го с корреспондентом нашей газеты “Нити-нити-симбун” по фамилии Гои. Онода Шестой дан вёл запись нашей партии. Шестой дан в роли секунданта – такой чести не удостаивался даже Мэйдзин. Я играл чёрными и выиграл с перевесом в пять очков. Потом эту партию опубликовал журнал Ассоциации – “Кидо”.
За день все отдохнули от трудной дороги в Хаконэ. 10 июля, наконец, должно было начаться доигрывание. Утром в день доигрывания Отакэ Седьмой дан казался совсем другим человеком. Он поджимал губы, раздражённо передергивал плечами, чаще, чем обычно, ходил по коридору, стараясь настроиться на игру. Его маленькие глаза с припухшими веками светились вызовом.
Но тут от Мэйдзина поступило неприятное известие. Он заявил, что из-за шума реки плохо спал обе ночи. Мэйдзина уговорили сесть за доску, которую унесли в самую дальнюю комнату гостиницы, где шум реки был послабее, – нужно было сфотографировать противников для газеты, – но он дал понять, что выбором гостиницы он недоволен.
Вообще говоря, из-за таких пустяков, как недосыпание, игровой день не переносят. У профессиональных игроков Го в обычае строжайше соблюдать игровые дни, несмотря ни на что – пусть умирают родители, пусть сам валишься на доску от болезни. Тому примеров много и в наши дни. Такое заявление утром в день доигрывания было поступком недостойным, особенно для Мэйдзина, которого все почитали. Конечно, для него это была крайне важная партия, но ведь не менее важной она была и для Седьмого дана.
И случай в павильоне Коёкан, и последний инцидент – всё это были попытки нарушить регламент. Никто из организаторов не имел столь непререкаемого авторитета, какой должен иметь судья, никто не мог приказывать Мэйдзину и тем болеё заставить его подчиниться. Поэтому Седьмого дана тревожила мысль, как пойдут дела дальше. И, несмотря ни на что, Отакэ Седьмой дан, нисколько не изменившись в лице, мужественно снес каприз Мэйдзина и подчинился. Он только сказал:
– Знаете, ведь это я выбирал гостиницу. То, что сэнсэй не мог спать, – моя вина. Давайте переберемся в другое место, сэнсэй отдохнет вечерок, а доигрывание начнем завтра, прошу вас.
Седьмой дан раньше бывал в Догасима и, кажется, останавливался в этой гостинице. Он решил, что она подходит для игры, вот и остановил свой выбор на ней. Но из-за ливней в реке прибыло много воды, настолько много, что её шум напоминал перекатывание туда-сюда огромных камней. Поэтому в гостинице на островке посреди реки заснуть и впрямь было трудно. Сознавая свой промах, Седьмой дан чувствовал себя виноватым перед Мэйдзином.
И теперь я смотрел на спину Седьмого дана, одетого лишь в лёгкое гостиничное кимоно – он в сопровождении корреспондента Гои отправился искать гостиницу потише.
Утром того же дня все перебрались в гостиницу “Нарая”. На следующий день, одиннадцатого числа, во флигеле гостиницы “Нарая” после двенадцатидневного перерыва игра возобновилась. И с этого дня Мэйдзин целиком погрузился в игру, никакого своеволия больше не проявлял и был так безропотен, словно отдал во власть игры всего себя.
Судей в Прощальной партии было двое – Онода Шестой дан и Ивамото, тоже Шестой дан. Одиннадцатого числа в час дня из Токио приехал Ивамото и, расположившись в кресле на веранде, рассматривал горный пейзаж. Согласно календарю в этот день заканчивался сезон дождей, и с утра в самом деле уже появилось солнце; на отсыревшей земле лежали тени от листвы деревьев, а в водоеме во дворе поблескивали золотые рыбки. Однако, когда началась игра, небо снова стадо темнеть. Дул лёгкий ветерок, от которого еле заметно колебались стебельки икэбаны, стоявшей в нише. Сквозь шум реки и воды в маленьком парковом искусственном водопаде слышались слабые стуки – это работал каменотес. Комнату наполнял запах лилий из сада. Тишину комнаты, где шла игра, то и дело нарушала какая-то пичужка, которая, порхала возле стрехи. В этот день было сделано шестнадцать ходов – от записанного двенадцатого хода белых до двадцать седьмого хода, который записали черные.
