Есть не два разных и изначально противоположных предмета исследования – тело и мышление, а всего-навсего один-единственный предмет – мыслящее тело живого, реального человека, лишь рассматриваемое под двумя разными и даже противоположными углами зрения. Живой, реальный, мыслящий человек – единственное мыслящее тело, с которым мы знакомы, не состоит из двух декартовских половинок – из «лишенного тела мышления» и из «лишенного мышления тела». По отношению к реальному человеку и то и другое – одинаково ложные абстракции [30, с. 28-29].
Мыслит не особая душа, вселяемая Богом в человеческое тело, как во временное жилище (и непосредственно, как учил Декарт, в пространство «шишковидной железы» мозга), а само тело человека. Мышление — такое же свойство, такой же способ существования тела, как и его протяженность, как его пространственная конфигурация и положение среди других тел.
Эта простая и глубоко верная мысль выражена у Спинозы на языке его эпохи таким образом: мышление и протяженность не две особые субстанции, как учил Декарт, а лишь «два атрибута одной и той же субстанции»; не два особых предмета, могущие существовать отдельно, совершенно независимо один от другого, а лишь два разных и даже противоположных аспекта, под которыми выступает одно и то же, два разных способа существования, две формы проявления чего-то «третьего».
Что же это за «третье»? Реальная бесконечная природа, отвечает Спиноза. Именно она простирается в пространстве и «мыслит» [30, с. 29].
Именно в человеке природа как раз самоочевиднейшим образом и совершает то самое действие, которое мы привыкли называть мышлением. В человеке, в его лице мыслит сама природа , а вовсе не какое-то особое, извне вселяющееся в нее существо, начало или принцип. В человеке природа поэтому мыслит самое себя, осознает самое себя , ощущает самое себя, действует сама на себя [30, с. 30].
Такова общеметодологическая позиция, определяющая направление поиска обозначенных проблем.
Но возвратимся к современному решению путей обозначенных проблем. Довольно подробный методологический анализ этих путей представлен Ю. Б. Гиппенрейтер. Выводы, к которым она приходит, выглядят следующим образом: «Психофизическую проблему можно решить, если постараться избавиться от нескольких ложных ходов мысли. Я бы выделила два из них.
Первый : онтологизация стороны, которая выделяется в анализе, превращение ее в самостоятельный процесс. Физиологические “процессы” и психические “процессы” – лишь две стороны сложного, многообразного, но единого процесса жизнедеятельности человека.
Второй : из того факта, что мозговой процесс сопровождает любые, даже самые сложные и тонкие, “движения души”, не следует, что эти “движения” могут быть адекватно описаны на физиологическом языке.
Самый общий вывод состоит в следующем: чем дальше будет развиваться физиология, тем более четко будут вычленяться задачи, решение которых более доступно только психологии с ее особым языком» [21, с. 242-243].
К подобному выводу приходят и авторы книги «Теоретическая психология». «Наряду с языком физиологов и языком психологов сложился язык, термины которого передают информацию о том слое жизнедеятельности, который получил благодаря И. П. Павлову имя “поведение”. Это открыло путь к тому чтобы “переводить” психологические понятия (образ, мотив, действие и др.) не на язык физиологов (нейродинамика, функциональная система и др.), а на язык поведения (потребность, рефлекс и др.). И только благодаря этому “поведенческому” языку, служащему посредником между процессами в сознании и в нейросубстрате, забрезжила перспектива решения одной из коренных, быть может, и самой загадочной проблемы нашей науки – психофизиологической» [72, с. 486].
Иными словами, на настоящем этапе разрешения психофизической и психофизиологической проблемы предлагается выработать или найти соответствующий категориальный аппарат, в рамках которого возможно адекватно и объективно описать на психологическом языке сущность обозначенных проблем. Такой подход вполне обоснован, но достаточен ли он для разрешения этих проблем, покажут будущие исследования.
