Тем временем Катерина продолжала «колоть» Игоря Юльевича с упорством малыша, сующего пальчики в розетку. И с тем же, кстати, результатом. Иными словами, Академик «колоться» не желал. Подружка злилась, злобно шипела, а Саламатин-старший лишь потешался, глядя на нее. В конце концов Катька не выдержала.
— Послушайте, гражданин научный работник, — хмуря брови, повысила голос подруга, — у меня отчего-то сложилось впечатление, что вы не желаете помогать расследованию. Это очень подозрительно, вам не кажется? Ни на один из поставленных вопросов вы не ответили. Не значит ли это, что вам есть что скрывать?
— Ну хорошо, хорошо! Готов сотрудничать со следствием и с самыми очаровательными сыщицами! — вскинув руки вверх, сдался Саламатин. Было совершенно очевидно, что он по-прежнему ерничает. Сей факт вызывал во мне глухое раздражение, а в Катерине — откровенную ярость. — Итак, как вы верно заметили, мои отношения с Михаилом далеки от идеальных…
Игорь Юльевич Саламатин всегда недолюбливал своего сына. С тех самых пор, как женился на женщине своей мечты. Через две недели после свадьбы ее увезли в роддом, и там на свет появился крепенький мальчуган, которого Игорь Юльевич зарегистрировал как своего родного сына, хотя таковым он вовсе не являлся. Женщина мечты была беременна от другого. Этот «другой» пропал из поля зрения будущей мамаши, едва та сообщила ему об интересном положении, в которое она попала волею случая или волею любовной страсти, внезапно ею овладевшей. Общественная мораль в те времена строго осуждала матерей-одиночек, разбирала их на партийных ячейках, выносила порицания, увольняла с работы — словом, всеми доступными и недоступными способами мешала жить полнокровной советской жизнью… А Игорь очень любил свою Зосю…
Михаил рос, не ведая, что отец у него не родной. Правда, иногда мальчишка замечал на себе его неприязненные взгляды, но всегда приписывал их недовольству папочки невинными детскими шалостями…
Зося умерла, когда Михаилу исполнилось семь лет. Обширный инфаркт в считаные часы свел в могилу молодую, в общем-то, женщину. Первой мыслью Игоря Юльевича была мысль сдать сына в интернат, но после долгих бессонных ночей, занятых размышлениями о дальнейшей собственной жизни, от этой, прямо скажем, некрасивой идеи он все-таки отказался. Вряд ли друзья, родственники, а главное, коллеги смогли бы правильно понять такой неблагородный поступок и не осудить его. Мнением коллег Саламатин особенно дорожил, потому что служил главным инженером в НИИ физики твердого тела и слыл на службе человеком порядочным, а гордое звание отца, в одиночку воспитывающего сына, лишь укрепило авторитет Игоря Юльевича. Впрочем, особенных хлопот у него с Михаилом не возникало. Мальчик с удовольствием учился, ни в какие дурные компании не попадал, блестяще окончил школу, получил диплом экономиста и отправился в свободное плавание по взрослой жизни. Папаша-Саламатин к тому времени все еще трудился в своем НИИ, но теперь без особого успеха, потому что в государстве уже вовсю развивался капитализм. Игорь Юльевич ни черта не разбирался в рыночных отношениях, окружающая действительность его сильно раздражала, но больше всего бесил тот факт, что его любимая физика никому не нужна. Характер у старика испортился, и он окончательно превратился в невыносимого тирана и брюзгу.
Зато Михаил при капитализме чувствовал себя как рыба в воде. У него появились хорошие деньги, на которые были куплены две квартиры в знаменитой высотке на Котельнической набережной. В одной квартире жил он сам с молодой женой и сынишкой, а в другой, этажом ниже, заботливый сын поселил престарелого отца. Игорь Юльевич таким соседством остался крайне недоволен: ему не нравился новый образ жизни, навязанный ему Михаилом. Во-первых, дожив до почтенного возраста, теплых чувств к Михаилу он так и не испытал, а во-вторых, сын заставил его выйти на пенсию. Саламатин-старший не представлял себе собственного существования без опытов, каких-то разработок и сенсационных открытий в области физики. Он с утра до вечера мотался по магазинам и рынкам, покупал железки непонятного предназначения, зачастую тратя на них все деньги, которые давал сын. Вскоре квартира Игоря Юльевича превратилась в лабораторию. Младший Саламатин на чудачества отца смотрел сквозь пальцы — своих забот полно! Иногда он даже привозил ему приборы и приспособления, которые Игорю Юльевичу требовались для совершения колоссального прорыва в области физики. Прорыв никак не удавался. Нобелевский комитет, куда Саламатин периодически отсылал свои работы, молчал, как герой войны на допросе, а премии присуждал кому угодно, только не ему. Лауреатов Нобелевской премии Игорь Юльевич не любил в принципе, а лауреатов в области физики ненавидел с особой страстью, считал их ничтожествами и дилетантами-самоучками.
