XVII
- Интересно, - размышлял ясновидец, - что от сознания одиночества его жизнь становилась как-то законченнее и почти приходила в равновесие. Видимо, в детстве его тоже окружали стены, оклеенные такими же или похожими обоями, и уже тогда ему было знакомо чувство одиночества. Заплачь он тогда вслух, пришла бы нянька и спросила, что с ним.
А сейчас около него старая негритянка с отвисшими грудями, которые шлепаются одна о другую, как сонные рыбы. Быть может, вся его жизнь - лишь сон среди этих симметричных узоров. Кто знает, как долго длится сон - мгновение или час. Все остальное появлялось, собственно, лишь затем, чтобы нарушить застывшее уединение осиротевшего ребенка: отец со своими нотациями, школа, юность, сахарный завод и эта суета... Боже, сколько было суеты!..
Какая-то огромная, пятнистая, оранжево-зеленая букашка бегает по узорчатым обоям, но не напрямик, стремясь к определенной цели, а все мечется из стороны в сторону, остановится на мгновение - и снова устремляется куда-то. Химик глядит на нее целыми часами; ему лень встать и сбросить насекомое. А еще что? Ах да, еще яростно и раздраженно жужжит муха и бьется в оконную сетку. Вот и все. Звуки, что доносятся сюда извне, болтовня негров, стук мельницы, сухой шелест пальм, шуршание тростниковых снопов, треск солнечного пожара, тысячеголосый гул - все это только наваждение. Можно закрыть глаза и слушать, как эти звуки улетают в никуда.
В этом летаргическом состоянии наш химик случайно взял в руки не то лист бумаги, не то какую-то специальную брошюрку, равнодушно полистал ее и задержался взглядом на шестиугольнике, из углов которого выбегали лучи, надписанные атомными формулами. К чему, к чему это? Его давно уже не интересуют подобные вещи. Но узоры на стене вдруг превращаются в химические формулы и словно усмехаются. Наш химик снова берет в руки брошюрку и, нахмурясь, внимательно разглядывает рисунок, с трудом осмысливая научный текст. Вдруг он садится, потом вскакивает, бегает по комнате, ударяет себя по лбу. .Да ведь это та самая схема, та распроклятая химическая формула, с которой тогда, больше двадцати лет назад, - боже, как давно, как ужасно давно это было! - он приходил к корифею химии: "Господин профессор, разрешите провести широкие лабораторные опыты с этим гипотетическим соединением". Профессор поднял густые брови: "Бессмысленно, невозможно! Видимо, вы не знаете мнения такого-то и такого-то авторитета, не читали такие-то и такие-то труды. Я и сам уже давно научно доказал, что бензоловая группа..." - и так далее...
Пациент Икс бегает по комнате и возбужденно посмеивается. А вот тут какой-то американец - ну конечно, американец! черным по белому пишет, что, мол, это таит небывалые экономические возможности...
Икс останавливается, как громом пораженный. Да это же всего-навсего одно звено цепи. Шестиугольники примыкают друг к другу, как соты в улье, в согласии с законами геометрии. Они этого еще не знают, никто еще об этом не догадался! посмеивается Икс. - А у меня все это записано и начерчено в тетрадках, они сложены в ящике, где-то в кладовке с хламом. Там еще лежали поломанные игрушки и платья покойной матери. Наверное, все это давно сожрали термиты... Ах да, там, на севере, нет термитов, стало быть, в ящике все цело.
Ясновидец стал покачиваться.
- Сидит он на постели, покачивается из стороны в сторону и с трудом вспоминает, как дальше шли формулы и как все они были связаны между собой. Но он уже отупел от пьянства и безделья, возраста и одиночества. Он стучит кулаком по научной брошюрке, словно заставляя ее сдаться, но что поделаешь, что поделаешь - вместо химических формул ему мерещится Южный Крест, Эридан, Кентавр и Гидра. Он пытается отмахнуться от всего этого, но в душе, как заноза, сидит острое, сосущее беспокойство.
И вдруг, как молния, мелькает мысль: поеду домой и отыщу эти тетради! Словно камень упал с сердца, так вдруг стало легко и свободно. Он встал, открыл окно, выпустил муху, которая все еще отчаянно билась о сетку, и освободил насекомое, беспомощно сновавшее по стене.
