Метели, декабрь - страница 8
Весь день ждал Глушак момента, чтоб снова начать трудный разговор. Только после обеда, когда Евхим, прислонясь к косяку, закурил цигарку, безразлично пустил струйку синего дыма, старик почувствовал, что можно начать.
— Где сапоги хромовые? — спросил сдержанно, почти спокойно. Впился глазами в сына.
Евхим и бровью не повел. Будто ждал. Пустил еще струйку дыма.
— Где были, там нет. Продал…
— Продал… Кому ето?
— А не все равно, кому?
— Гроши получил? — не отступал Глушак. Взгляд обострился в злобе.
— Получил.
— Сколько взял?
— Сколько можно было, столько взял…
— А все-таки сколько?
— Не много. Да и, сказать, не мало…
— Где они, твои гроши?
— Какие при мне, — Евхим говорил так, будто издевался, — а какие израсходовал…
Глушака затрясло от гнева.
— И пиджак израсходовал?!
Евхим перестал дымить. Выпрямился, сказал покладисто:
— Тато, не надо так…
Но старик не мог уже остановиться:
— Скоро все израсходуешь! Все на водку пустишь! Все добро!..
Евхим глянул на него невесело, с сожалением. Как на малого, что досаждает неразумно.
— Зачем ето все, тато… Или вы ребенок, не видите ничего?
— Ты видишь! Залил глаза водкой!
— Оттого, тато, и залил, что вижу все…
Евхим говорил очень откровенно, с большим волнением, и старику это передалось. Почувствовал болезненную правду сыновних слов, растерянно, больше по обязанности попрекнул:
— Через какую-то голодранку света не видишь!
— Тато, не трогайте, — попросил Евхим незлобиво. Добавил доверительно: — Не в одном етом беда. — Глушак почувствовал зловещее, когда сын сказал: —Ето мы переживем! — Он не докончил, однако в том недосказанном, старик чуял, есть большее, худшее! Евхим не дал старику вести спор дальше, попросил: — Поговорим про ето потом. Что-то трудно сразу после обеда…
Он вышел, и вскоре старик услышал, как в соседней половине скрипнула кровать.
Вечером Евхим пришел снова. Когда хлебали борщ, ввалился Прокоп Лесун, буркнул «добрый вечер в хату»; поблагодарив, как заведено, за обязательное приглашение к столу, глыбой опустился на диван. Поужинав, Евхим не торопился, как обычно; опершись о косяк, задумчиво дымил цигаркой. Будто только что прервали дневной разговор, сказал отцу:
— Жить, тато, все равно не дадут…
Старик так же незлобиво, наставительно возразил. Дадут, не дадут, а держаться надо.
— А если я не могу! Характер у меня горячий, знаете ж!
— Характер сдерживать надо! Не распускать!
— А если не умею я?
Старик, с осторожностью поглядывая на Лесуна, сдержанно и твердо произнес:
— Надо уметь! При теперешнем положении надо всему научиться!
— А я вот не умею!
— Надо уметь!
Евхим не ответил. Дымил цигаркой, думал о чем-то. Докурил, кинул под ноги, растер опорком сильно, злобно. Потом заговорил с горячностью, как о наболевшем:
— Работаешь на кого-то, как батрак!.. Работаешь, а он, жаба, придет да вычистит под метлу! Будто ето не твое, а его! Командуют всякие, а ты слова не скажи!.. Ей-бо, — с лютой откровенностью, с тем внезапным неудержимым упорством, которого всегда опасался старик, предсказал: — Не ручаюсь, стукну я когда-нибудь етого Даметикова! Стукну так, что свинячье попрет из него! Ей-бо! Руки давно чешутся!
Старик кинул взгляд на Прокопа, недовольно буркнул:
— Плетешь всякое!.. Человек и правда подумает…
— Правда, тато! — не хотел ничего понимать Евхим. — Стукну! Терпение уже лопнуло!
— Не болтай! Сдурел совсем!
Евхим будто и не слышал старика.
— Только вас от да матку жалко, дак и держусь. А так давно б!
— Сдурел совсем! — замотал Глушак головой, посматривая дружески на Лесуна, как бы прося не принимать всерьез.
Прокоп слушал Евхима угрюмо, обеспокоенно.
Евхим неожиданно весело дернул плечами, закинул руки за голову.
— Один выход: съехать куда-нибудь! Пока суд да дело!
Глушак посмотрел на Евхима. Не шутит.
— От побуду еще немного, — с веселой удалью сказал Евхим, — да плюну на все! Счастье, что ни женки, ни голопузых — никто не уцепится! Возьму свитку на плечи — да в белый свет! Куда душа поведет! На свете мест хороших немало! Быть того не может, чтоб и мне не нашлось!..
— Ждут там тебя! — с тревогой попрекнул старик.
— Найдется место. Теперь всюду такое строительство! Лишь бы руки!
