Но если этого ребенка, эту неженку никуда нельзя взять с собой, то зачем тогда вообще платить за такую даль такие большие деньги?
Ребенок, ребенок… В их глазах ты все еще ребенок. Что им до твоего паспорта и твоих шестнадцати лет. Выросла выше мамы на целый сантиметр, но для нее ты все еще… ребенок. И когда только глаза у них откроются? И не только у них.
Силле вздохнула и стала одеваться.
Хорошо еще, что эту историю с Чатыр-Дагом не рассказали вчера при Индреке, подумала она. Не то… Невозможно даже представить себе, что бы Индрек еще ляпнул неженке. Неженка… Нашел тоже!
Недалеко от универмага поток автомашин задержал Силле у перехода. Вдруг на противоположной стороне улицы она увидела Нийду, которая стояла и нетерпеливо постукивала каблучком по асфальту. Вот она посмотрела на ручные часы, затем вытянулась и глянула поверх человеческой реки, которая текла к трамвайной остановке. Внезапно Нийда окунулась в эту реку и, появившись вскоре на другой ее стороне, стала кому-то махать рукой.
От трамвайной остановки к Нийде бежала Ме́рле.
У Силле кольнуло сердце. Накануне вечером, когда она и Нийда ходили в кино, подружка и словом не обмолвилась о том, что она встречается сегодня с Мерле. Что же это значит? У них не было друг от друга даже малейшей тайны. Да и Мерле до сих пор тоже дружила с одной только Ти́йю. А Тийю сейчас в Карпатах.
«Я еще здесь, и меня уже вроде бы нет», — уязвленно подумала Силле.
Поток автомашин оборвался, и Силле перешла улицу, она удержалась от того, чтобы глянуть налево, где длинноногая Нийда шагала под ручку с невысокой Мерле.
Но Нийда сама заметила Силле и подошла к ней, спросила, куда идет.
— Очки от солнца покупать, — холодно сказала Силле.
— А мы идем на работу оформляться, — объявила Мерле, подчеркнув слово «оформляться». — Можно и завтра, но мы решили сходить уже сегодня.
Нийда кивнула, подтверждая то, что сказала Мерле.
— Ах, значит, все же на работу! — протянула Силле, и ей, как далекое эхо, вспомнились слова руководителя их производственной практики.
В конце учебного года этот немногословный человек иногда, как бы между прочим, говорил им, что желающие могут летом поработать, что кондитерская фабрика получила дополнительный заказ для районных певческих праздников и помощь школьниц на расфасовке конфет очень бы пригодилась.
Силле свои каникулы связывала только с поездкой в Крым, и все другое пролетало мимо ее ушей. Но то, что Нийда ничего не сказала ей о своем желании пойти работать на фабрику, показалось странным.
Видимо, Нийда прочла в глазах подружки упрек. Она поспешила объяснить:
— Мерле вчера вечером уговорила меня. Меня и Воотеле. После кино встретились на улице.
— Ну да! — воскликнула Мерле. — Все-таки настоящая работа. Получим трудовую книжку и полную зарплату. Разве у тебя нет желания побыть месяц взрослой?
Нийда дернула Мерле за рукав.
— Я же говорила тебе: Силле едет с родителями в Крым.
— Ах да, в Крым! Что ж, это здорово. Завидки берут, — сказала Мерле, но в ее голосе не было ни восторга, ни зависти. Она пытливо глянула красивыми, казалось сделанными из молочно-белого и ярко-синего фарфора, глазами на Силле и сочувственно защебетала: — Ты хотела с нами, да? Я тебя понимаю. Но ты не горюй, в Крыму тоже может быть здорово. И девочки какие-нибудь наверняка будут. А если тебе станет скучно, напиши нам. И мы тогда напишем тебе, как тут у нас, и что делаем, и вообще…
Мерле глянула на Нийду и торопливо пожала Силле руку:
— Ничего. Главное — не отчаивайся, придет время, и ты пойдешь работать. Впереди еще целая жизнь. Счастливого тебе пути! А то нам очень некогда.
Девочки бросились бегом.
Силле смотрела им вслед и никак не могла понять, что ей больше по душе — поехать вместе с родителями в первое далекое путешествие или вместе с девочками, как сказала Мерле, побыть месяц взрослой.
И надо же, чтобы все хорошее разом навалилось на человека! Всегда приходится о чем-то сожалеть. Разве не мог этот трудовой месяц быть чуточку позже, а поездка в Крым чуть пораньше? Или наоборот. Так нет, все в одном июле, будто в году не существует других месяцев.
