Вторая затрещина, как ни странно, вернула Дмитрию Дмитриевичу часть самообладания. Невольно вновь вспомнил он про могущественную защиту, которая непонятным образом оплошала, но все равно ведь существует и, верно, в данный момент ищет его, и приободрился.
— Вы руками поаккуратнее, — попросил он спокойно, — если я с таким лицом на банкете покажусь, сразу расспросы пойдут: отчего и почему. Вам, я думаю, это тоже ни к чему.
— Так ведь на банкете еще оказаться надо, — протянул тот же шелестящий голос у него под ухом. — А ты, сучок, можешь оказаться совсем в другом месте, если мы не договоримся.
— Например, метра на полтора ниже, чем сейчас, — оглянулся водитель, ощерив худое, остроносое лицо.
Отворилась дверь в темную парадную. Мирное семейство прошествовало мимо машины и скрылось в темноте. Дмитрий Дмитриевич чуть встрепенулся, когда пара любящих родителей, ведя под руки малолетнего отпрыска, на мгновение замерла перед радиатором, но тотчас же ощутил прикосновение колющего предмета к шее и замер.
— Ты не рыпайся, — посоветовал ему вполне мирным тоном его сосед справа, поджимая пленника на середину, — а то шабер в сонную артерию зафугасим.
— Что вы в конце концов хотите? — смирившись, спросил Дмитрий Дмитриевич, более всего желая вернуться назад, в безопасное кафе, за стол, начиненный яствами и выпивкой.
«Вот сидел, не знал своего счастья», — подумалось ему. И томная Татьянина улыбка высветилась прямо из мерцающего панорамного зеркала и пропала.
— Что мы хотим? — задумчиво спросил человек с темным профилем, не поворачивая головы к пленнику. — Самый пустяк, справедливости хотим. И знаешь, во сколько мы оцениваем справедливость?
— Не знаю, — глухо сказал Дмитрий Дмитриевич. — Вы уж сами цифру назовите.
— И ты нам сразу заплатишь, — утвердительно махнул тяжелым подбородком бывший зэк, как верно опознал его юбиляр.
— Сразу не пойдет, — возразил хоть и робко Дмитрий Дмитриевич, — мне надо деньги снять со счета…
— Со сберкнижки, что ли? — перебил сидящий впереди человек. — Так мы с тобой вместе поедем прямо завтра с утра.
— Умри! — резко приказал водителю главный. — Еще не добазарились о сумме, а ты уже о прихвате договариваешься. Ты парня убрал в тюрьму за свои грехи. Поэтому с тебя, дорогой, штраф — пятьдесят тысяч рублей!
— Кто же такие деньги держит на сберкнижке! Меня бы в тот же день замели, как я бросил бы их на сберкнижку. Я могу только снять со счета в банке и то не завтра, а максимум через день, потому что нужна подпись кассира…
— Так ты меня хочешь уверить, что свои кровные в банке держишь. Срока тебе падла, всего до завтрашнего вечера. Смотри! — грозно прервал главарь.
— А где, когда?
— Мы тебя сами найдем. — И тотчас вся компания выскользнула из машины и исчезла в подворотне.
Следующий день был похож на предыдущий, как два брата-близнеца. С опостылевшей ему самому аккуратностью Виктор строил свою бригаду на голой площадке перед бараком. Уже раздался пронзительный звонок — приглашение на работу, а он еще никак не мог правильно сосчитать своих «гавриков». Как всегда, последним явился Юрок. Бедняга полночи пробегал в поисках покладистого петуха и все безрезультатно. Теперь, злой и невыспавшийся, он искал, на ком бы сорвать злость. Обходя ряд, он наткнулся на парня по кличке Ласта с черной перчаткой на руке. Юрок, как говорится, стал искать солдатскую причину, чтобы к нему придраться, благо его поначалу никто не останавливал.
— Ты вчера в столовой дежурил? — спросил Юрок, бредя в строю между опостылевшими производственными корпусами. Ласта кивнул.
— Мне и Питеру пайки не досталось. Какая-то крыса увела. Или ты сам обсчитался. Короче, гони две пайки.
Виктор отстал от основной массы зэков, внимательно прислушиваясь к разговору, так как бессознательно он держал зуб на Юрка с того самого момента, когда тот стал выпендриваться перед новой нарядчицей.
— Я твой хлеб караулить не обязан, — огрызнулся Ласта, и тут же Юрок ударил его кулаком по зубам, потом по скуле. Ласта закрылся здоровой рукой.
— Ты чего же инвалида бьешь, животное! В натуре, ты даешь, Юрок!
