Безлошадные ратники, те, кто имел лишь щит, стеганые шапку и кафтан, способные хоть как-то прикрыть в бою их тело от вражьего удара, вооружались большими копьями, в два человеческих роста длиной, с широким, плоским наконечником. С такими копьями ходили они и на медведей, а в сражениях упирали тупой конец копья в стопу и, выставив вперед отточенное железо, пропарывали грудь скачущего на них коня.
Эти ратники были также обязаны брать с собой пращу. Оружие это по видимости простое, но пользоваться им нужно с умом — вовремя отпускать один из концов пращи, раскрутив ее вначале поусердней над головой, иначе камень не только не попал бы в цель, но мог поранить или даже насмерть убить нерасторопного пращника. Такие воины к месту сбора должны были явиться с мешком камней, а дружинник, сотник или начальник над десятком ратников их вооружение осматривал с придирками немалыми: то щит оказывался не того размера или был непрочен, то кожа пращи рассохлась, а «ловушка», в которую вкладывался камень, ненадежно к ремням крепилась, то камни взяли легкие, не способные, даже если и угодят во врага, причинить ему вред.
Когда же у плусков, гарудов и коробчаков все приготовления подошли к концу, потянулись отряды союзников к Пустеню, где Грунлаф уже подготовил свою дружину и ополченье. Но не видно было пращников среди игов. У них этот род оружия считался несерьезным, пользовались им одни мальчишки, когда ходили на охоту бить тетеревов, куропаток или уток. Иным оружием решил бороться с Владигором Грунлаф. Спешно оружейники его ковали луковища для самострелов, другие делали приклады к ним, третьи мастерили рычаги спусковых устройств, четвертые плели тетивы, пятые работали над стрелами — каждый вид работы для быстроты изготовления самострелов был поручен особому умельцу. И еще не успели подойти к Пустеню основные отряды союзников, а уж у Грунлафа имелось пять сотен обученных самострельщиков и запас стрел для длительной осады гордого Ладора.
Но вот мало-помалу стеклись к Пустеню дружины и рати плусков, гарудов, коробчаков. Чтобы чинить порядок в подошедшем войске, Грунлаф отрядил военачальников особых. Они знали, кого временно расставить по ближним деревенькам, кого ввести в Пустень и там распределить по домишкам купцов, ремесленников, по жилищам всякого городского люда, чтобы и воинам и их коням давался корм, чтобы не тесно было и не холодно. Строго-настрого торговцам пустеньским запретил торговать медом, брагой, крепким пивом, предупреждая этой мерой гульбу и драки людей ретивых, готовых перед походом повеселиться вдоволь. Также приставам своим велел следить за благочинием на улицах Пустеня, чтобы город и жители его не пострадали: не пожгли бы деревянные постройки, готовя пищу, не потаскали бы чужую скотину из хлевов, не чинили бы насилие над женщинами и девками. Обидчиков приказал хватать сразу и, зачитав указ, на площади торговой бить для примеру кнутами, плетьми и батогами — по вине и наказание. Когда же к Пустеню пришли все, кого
Грунлаф поджидал, и каждый был пристроен к месту, собрал он в горнице своей князей борейских Гилуна, Старко и Пересея, оставив за пределами дворца младших воевод, потому что только с главными вождями толковать хотел о замыслах, к походу против Ладора подвигнувших его.
Когда за столом с чарами густого меда, браги, с большими братинами пива, с угощением немалым, щедрым расселись борейские князья, Грунлаф увидел на лицах союзников недовольство, раздражение, чуть ли не злобу. К угощению почти и не притронулись они, обидев этим властителя Пустеня. Бросали на хозяина косые взгляды, тихо меж собою перебрасывались фразами короткими. Наконец не выдержал Грунлаф. По длинной бороде рукой провел, с чарой, доверху медом налитой, поднялся, отвесил гостям поклон чинный. Заговорил:
— Благородные князья и воинские предводители, на самом деле пригласил вас я в Пустень не для пира. Пир богатый мы на чужой земле устроим, когда победу полную одержим над врагом. Похоронив злодея, как дохлую скотину, во дворце его и развеселим мы наши честные, жадные до боя сердца. Сейчас же — закуска только…
