— И я тратила!
— И я!
— И я!
— Ну, короче, что я хочу сказать: кастрюли — это то же самое, — закончила Катюха свою витиеватую мысль. — Понимаю, что их у меня и так уже до фига и больше, но остановиться не могу. Не могу, и все тут.
— А родители не против будут? — спросила молчавшая до сих пор Танька.
— Не, че б они были против, — махнула рукой Катюха. — Это ж полезные вещи, а не сигареты там какие-то.
— Я попрошу! — прикрикнула Люська, недавно начавшая покуривать в школьном туалете. В других местах курить было почему-то не так интересно. Ей нравилась обстановка опасности — ведь в любой момент может зайти училка! Люська страшно собой гордилась и считала себя очень крутой и продвинутой.
— Сорри, — повинилась Катюха.
— А, ну смотри сама, покупать тебе эти кастрюли или нет… — проговорила Танька и вспомнила недавние события: — Кстати, как там генератор родительский поживает?
— Да поживает вроде… — пожала плечами Катюха. — Я не очень интересуюсь их работой. У меня и своих забот полон рот.
Пока девчонки весело щебечут, давайте-ка сделаем небольшое отступление. Держу пари, что всем до смерти интересно знать, о каком таком генераторе спросила Танька. А я отвечу. Но в двух словах не получится. Попытаюсь в трех. В общем, несколько лет назад жутко умные Катюхины родичи (кстати, ее мама была самой настоящей африканкой, а папа был самым настоящим китайцем) свалили в Америку изобретать и разрабатывать какой-то генератор (они сказали, что в Америке изобретается лучше всего — в России это дело проходит как-то не так), который по их прогнозам должен был поставить весь мир на уши и даже на пупок. Когда наконец родители генератор изобрели и разработали, дело перешло на новую, необходимую стадию — полезную вещицу надо было на ком-то испытать. И так уж получилось, что подопытным кроликом стала… Танька. Она целый день прожила без головного мозга, натерпелась столько страху, что вам и не снилось, и… ни на кого даже не обиделась! Ой, ладно, история эта долгая, вернемся лучше на проспект. О Таньке, между прочим, и почитать можно.[2]
— Познакомилась я вчера с одним потрясно красивым перцем, — кокетливо поведала Люська, откусывая крупные куски от громадного брикета мороженого. — Ну, то да се, так и сяк, то да это, так и эдак, поговорили… но, увы! — он тоже оказался придурком — его кроме компьютера ничего не интересует. От этих, с позволения сказать, парней можно сойти с ума, такие они все странные, хоть и необходимые. Вот такая, девочки, петрушка.
Подружки захихикали.
— Девчата, петрушка! — раздалось справа.
Девчонки посмотрели направо. Там сидела на стуле какая-то старушка и торговала роскошной петрушкой.
— Петрушечку, петрушечку разбираем! — кричала бабка. — Налетай, покупай, деньги мне давай!
Катюха тут же «налетела»: купила петрушки, и компания зашагала дальше.
И вдруг, когда Люська открыла рот для очередной истории об очередном парне, перед подружками выросла какая-то высокая мрачная фигура, одетая в черное. И это в мае! Еще фигура была обильно надушена какими-то сладкими духами. Какой же дурак в жаркое время года душится сладким приторным парфюмом? Это надо делать в холодное время года. Словом, девчонкам было чему удивиться.
Люська попыталась обойти фигуру, но фигура внаглую преградила ей путь.
— Эй, вы чего? Места мало? — удивилась Люська, окинув красноречивым взглядом вдруг отчего-то ставший пустынным проспект.
Ее подруги тоже притормозили, с интересом разглядывая фигуру. Это была женщина, страшно худая, с черными-черными, хвостом собранными на затылке, волосами, с губами, накрашенными черной-черной помадой, с черными-черными глазами, подведенными черным-черным карандашом, черными-черными тенями… И была она смуглой. Жгучей такой брюнеткой. Кроме всего прочего она держала в руках длинный черный-черный зонт, по своей конструкции очень напоминающий хозяйку.
Всем фигура была хороша, да вот только уродилась она какой-то плосковатой… Словно и тело, и голову ее в детстве сплюснули спереди и со спины, сформовали плоский длинный блин.
— Ты, — твердо сказала фигура, бесцеремонно ткнув пальцем в немалую Люськину грудь.
