В таверну набивалось все больше народа по мере того, как известие о прибытии бардов распространялось, и посетители требовали новых песен и побольше пива. Среди них выделялись несколько человек разбойничьего вида в кожаных доспехах и шлемах с забралами, вооруженные длинными мечами. Алек догадался, что это те самые пленимарские головорезы, о которых его предупреждал Серегил. Да, от таких лучше держаться подальше…
Алек пел еще в течение часа, потом Серегил объявил перерыв для отдыха.
— Побудь здесь и присмотри за арфой, — велел он юноше, сунув ему в руки инструмент. — И пусть служанка принесет тебе воды промочить горло. Эль хорош для поднятия духа, но голосу певца он не на пользу. Молодец, ты здорово справляешься!
— А куда…
— Я скоро вернусь.
Алек посмотрел ему вслед; Серегил проскользнул в дальний угол, где в одиночестве сидел высокий широкоплечий человек. Лицо его было затенено глубоко надвинутым капюшоном, но по потертой кожаной кирасе и длинному мечу на поясе Алек заключил, что на жизнь себе верзила зарабатывает, охраняя в пути купеческие караваны. Серегил обменялся с ним приветствиями и уселся на скамью. Мужчины тут же углубились в разговор.
Поняв, что его присутствие поблизости нежелательно, Алек принялся рассматривать собравшихся в таверне. Его внимание привлекла представительница касты дризидов, расположившаяся около двери. Женщину в простом платье и с бронзовым кулоном на шее в виде свернувшейся восьмеркой змеи сразу же окружили жаждущие исцеления. Они молча стояли рядом, со смесью почтения и надежды наблюдая, как жрица осматривает новорожденную девочку.
В темной косе, соскользнувшей с ее плеча, когда женщина наклонилась вперед, было много седины, лицо прорезали морщины, но руки, касавшиеся младенца, были уверенными и умелыми. Жрица осторожно ощупала крошечное тельце, потом подняла ребенка и приложила ухо сначала к груди, потом к животику. Стиснув рукой посох, прислоненный к скамье, жрица прошептала что-то над девочкой, потом передала ее матери.
— Заваривай по одному листику на чашку воды каждое утро, — велела она женщине, доставая из висящего на поясе кошеля шесть сухих листьев какого-то растения, — добавь молока и меда, остуди и пои малышку этим весь день Когда израсходуешь последний листик, ребенок будет здоров. В этот день вознеси благодарность Далне в храме и пожертвуй три медные марки. Мне ты должна дать сейчас одну марку, и да будет с тобой милость Создателя.
Потом жрица занялась другими страждущими. Кому-то она давала травы, кому-то — амулеты, над некоторыми просто молилась. К ней подошли несколько рыбаков, когда она кончила осматривать детей, потом муж и жена — по виду богатые торговцы — почтительно подвели к жрице свою дочь. После обычного осмотра та дала матери девушки пучок трав и потребовала с нее серебряную марку — не медь, как со всех остальных. Отец девушки, не торгуясь, заплатил, и семейство покинуло таверну.
Алек как раз собрался отвернуться, когда жрица посмотрела прямо на него и спросила:
— Почему, ты думаешь, я взяла с них больше, чем с остальных?
— Н-не знаю… — заикаясь, пролепетал Алек.
— Потому что это им по карману, — объяснила жрица и несказанно удивила Алека, заговорщицки ему подмигнув. — Может быть, я смогу помочь и твоему господину. Вы здесь остановились на ночь?
— Да, в комнате на самом верху. — ответил юноша, гадая, что она подумает о притворной болезни Серегила. — Как мне назвать тебя ему?
— В этом нет необходимости. Просто скажи, что я зайду попозже.
Она поднялась со скамьи, и ее посох упал на пол. Не думая о том, что делает, Алек поднял его и протянул жрице. В тот момент, когда оба они коснулись посоха, Алек ощутил сильную и не особенно приятную вибрацию, пробежавшую по дереву.
— Да будет с тобой этой ночью благословение Создателя, — сказала жрица и исчезла в толпе.
Барды развлекали собравшихся до полуночи. К этому времени скромный репертуар Алека давно иссяк, но любители пива потребовали, чтобы Серегил играл им на арфе, и сами стали распевать разудалые песни. Когда наконец трактирщик объявил, что закрывает таверну, слушатели, наградив барда и его подмастерье дружными аплодисментами, разошлись; почти каждый оставлял при этом на столе у двери монету. Очень довольный своей частью заработка, хозяин налил Серегилу и Алеку еще по кружке эля, и они, прихватив напиток, отправились к себе наверх.
