- Мои люди могут соорудить осадные башни и подкатить их к этому месту так, чтобы воины ахейцев могли сойти прямо на стены с верхнего помоста башни.
- А не попытаются ли троянцы разрушить башни, когда они приблизятся к стене?
- Чем? - фыркнул он. - Копьями и стрелами? Пусть даже горящими. Мы укроем башни мокрыми конскими шкурами.
- А если они сумеют собрать сюда всех своих людей и отбить натиск?
Он поскреб в густой черной бороде.
- Такое случается. Но обычно мы нападаем одновременно в двух или трех местах. Лучше заблаговременно заставить их разделить свои силы.
- Неплохая идея, - одобрил я. - Придется переговорить с Одиссеем. Интересно, как это ахейцам не пришло в голову ничего подобного?
Лукка скривился:
- Какие они вояки, мой господин? Пусть их цари и князьки воображают себя великими воителями, на самом деле они просто великие забияки. Мой отряд справится с ахейцами, в пять раз превосходящими нас численностью.
Мы еще немного поговорили, и он отправился проверять, как устроились на ночь его люди.
Политос, терпеливо выслушавший весь разговор, поднялся на ноги.
- Этот муж слишком стремится победить, - заметил он почти гневным шепотом. - Он хочет, чтобы победа сопутствовала ему повсюду, и ничего не желает оставить на волю богов.
- Люди воюют ради победы, не так ли? - спросил я.
- Люди бьются ради славы и добычи и чтобы было о чем рассказать своим внукам. Муж идет в бой, чтобы доказать свою смелость, чтобы встретить героя и испытать свою судьбу, а этот хочет воспользоваться хитростью ради победы. - Политос в сердцах сплюнул на песок.
- Но ведь ты сам ругал воинов ахейцев и троянцев, презрительно называя их кровожадными дурнями, - напомнил я.
- Так оно и есть! Но они бьются честно, как подобает мужам.
Я расхохотался:
- Там, откуда явился я, старик, есть поговорка: в любви и на войне все средства хороши.
На этот раз Политос лишь что-то буркнул себе под нос, а я встал, отошел от костра и пустился на поиски Одиссея. Обнаружив царя Итаки в сумраке под навесом, я стал рассказывать ему об осадных башнях.
- Их можно поставить на колеса и подкатить к стенам? - удивился Одиссей, который не слышал ничего подобного прежде.
- Да, мой господин.
- Твои хетты умеют возводить такие машины?
- Да.
Глаза Одиссея заблестели, будто в них отразилось мерцание медной лампы, стоявшей на рабочем столе. Царь принялся обдумывать варианты. Он рассеянно похлопывал по мохнатой шкуре пса, улегшегося у его ног.
- Ну что ж, - проговорил наконец Одиссей, - надо посоветоваться с Агамемноном!
Великий царь дремал, когда нас впустили в его шатер. Агамемнон развалился в походном кресле, сжимая в правой руке усыпанный драгоценными камнями кубок с вином. Очевидно, рана на его плече затянулась, и он мог уже сгибать локоть. В хижине находились лишь две рабыни, темноглазые и молчаливые, из-под их тонких накидок выглядывали обнаженные руки и ноги.
Одиссей сел лицом к великому царю. Я уселся на корточках у его ног. Нам предложили вина. Оно пахло медом и ячменем.
- Движущаяся башня? - засомневался Агамемнон, когда Одиссей два раза повторил объяснение. - Невозможно сдвинуть каменную башню...
- Мы сделаем ее из дерева, сын Атрея, и покроем шкурами для защиты.
Агамемнон посмотрел на меня мутными глазами, уронив подбородок на широкую грудь. Лампы отбрасывали длинные тени, и его лицо с тяжелыми бровями казалось зловещим и даже грозным.
- Пришлось отдать пленницу Брисеиду наглому щенку, - буркнул он. - И целое состояние в придачу. Несмотря на то что его обожаемый Патрокл убит рукой Гектора, этот гаденыш отказался вступать в битву, пока ему не возместят нанесенный... якобы несправедливо, ущерб. - Пренебрежение, вложенное в последние слова, материализовавшись, могло бы ободрать кожу.
- Сын Атрея, - успокаивал его Одиссей, - если план мой сработает, мы захватим наконец Трою и добудем столько богатств, что хватит даже придире Ахиллесу.
Агамемнон ничего не сказал. Он слегка шевельнул кубком, и один из рабов поспешил наполнить все чаши. Одиссей держал в руках золотой кубок, как и великий царь. Мне дали деревянный.
