Так и было. Возможно, это событие и играло на руку создателям фильма, но также и превращало жизнь Пабло Фуэнтэса в ад на Земле. Когда мы обнаружили Джаспера, его тело было холодным, как камень, уже несколько часов. Как бы ни хотелось Фуэнтэсу представить это еще одним несчастным случаем, но два трупа с проломленными головами — это уже слишком много для случайности. Однако проблему с лошадьми мы устранили, по крайней мере, я решила так в тот момент. Не было видно никаких следов копыт. Как и лошадиного помета поблизости.
Все же Фуэнтэс хотел представить произошедшее как несчастный случай, хотя было очевидно, что не может человек вот так просто, сам, удариться головой, разве только выброситься с третьего этажа здания, чего он не делал. Отчасти потому, что я еще не видела на острове трехэтажного здания, и потому, что даже если такое имелось на Рапа-Нуи, то рядом с Аху Акиви его не было.
Хорошая новость была в том, что обнаружение Джаспера прояснило мой внутренний дискомфорт по поводу татуировок. От этого стало, вроде как, легче, хотя, учитывая обстоятельства, было трудно понять, почему. Грудь Джаспера, как и Дэйва Мэддокса, была красной и припухшей оттого, что недавно там была нанесена татуировка. Я сосредоточилась на лице Дэйва, когда нашла его, а остальное просто ушло на второй план. Неудивительно, что от мысли о татуировках меня тошнило.
Плохая новость была в том, что, кажется, Фуэнтэс считал, что я лично виновата в резких изменениях в его должностных обязанностях, которые прежде, насколько я могла судить, заключались в объезде острова в компании с тремя его компадре в служебных машинах полиции, раскрашенных в зеленый и светло-желтый цвета. Я говорю все это, потому что за все время, что я провела на Рапа-Нуи, и это было намного дольше, чем я планировала, я ни разу не видела эти машины с экипажем менее чем три-четыре человека. Также я мало слышала о преступлениях, и, как Фуэнтэс сам сказал мне, люди здесь не привыкли убивать всех направо и налево. Возможно, приехав с континента на остров на краю света, где они не могли понять людей, хотя те и говорили на испанском, карабинеры ездили в рейды группами из соображений безопасности.
Вынужденный действовать, Фуэнтэс сделал следующее. Во-первых, он конфисковал весь материал, отснятый командой Кент Кларк в течение предыдущих нескольких дней. Во-вторых, как я ему изначально посоветовала, попытался заставить нас всех остаться на острове, хотим мы того или нет. Он достаточно безапелляционно позвал меня пойти повидаться с делегатами конгресса, которые собрались в зале для совещаний.
— Вы пойдете со мной, — заявил он тоном, нетерпящим возражений.
— Куда мы направляемся? — единственное, что я смогла из себя выдавить в ответ.
— Я себя неудобно чувствую, когда говорю по-английски перед толпой, — ответил Фуэнтэс. — Вы будете переводить.
Я чувствовала, что у меня нет другого выбора, кроме как подчиниться, и таким образом выделиться: стать единственным человеком на этой конференции, насчет которого у всех будет единое мнение. Другими словами, все, как один, будут ненавидеть меня.
— Вы все останетесь здесь, пока не завершится расследование по делу об убийстве Джаспера Робинсона, — сказала я по указу Фуэнтэса. Публика застонала.
— Пока капрал Фуэнтэс не забрал ваши паспорта, он хочет, чтобы вы знали, что ваши имена сообщили руководству аэропорта, работникам таможни и иммиграционной службы в Сантьяго. Авиарейсов на Таити сегодня не будет, учитывая то, что вчерашний самолет наконец-то взлетел. Другими словами, — сымпровизировала я, — он говорит, что нам некуда деваться.
Последовала еще одна волна стонов, еще громче, чем первая.
— Я — гражданка Соединенных Штатов, — заявила Эдвина Расмуссен. — Я требую встречи с чиновником консульства.
— Это произойдет в Сантьяго, мадам, — произнесла я, выслушав его ответ. — Вы можете обратиться в консульство, когда попадете туда.
На самом деле, я немного смягчила его слова. Мне совсем не хотелось, чтобы Эдвина стукнула меня своим зонтом.
— Когда нам разрешат уехать? — спросила Сьюзи Скейс.
