— А как же Барнет? — спросил Малдер.
— Джон Барнет… — Ригли вновь улыбнулся и сложил руки на груди. — Если бы не моя крайняя неприязнь к нему, я бы назвал работу с ним своей главной и единственной победой. Увы, победа эта оказалась пирровой!.. — Ригли обиженно фыркнул. — Я фальсифицировал его смерть, я увез его с собой, чтобы продолжать эксперименты. Я вернул ему молодость, а он ограбил меня.
— А почему вы удивляетесь? — сказал Малдер. — Он грабил всегда и всех… Значит, он, в отличие от вас, не умирает?
— Нет. Только глаза. Они по неизвестной причине не отреагировали на генную терапию. А в остальном с ним полный порядок. Он переживет всех нас. Если не нарвется на пулю…
Скалли закрыла блокнот:
— Как же вам такое удалось?
Голос Ригли наполнился самодовольством, которое, впрочем, тут же угасло:
— В случае с Барнетом я изменил условия эксперимента. Видите ли, исследуя клетки больных прогерией, я наткнулся на нечто необычное. В этих клетках имеются гены, ответственные за продуцирование миелина…
— Который, в свою очередь, нарушает процесс точного воспроизводства отмирающих клеток? — сказала Скалли.
Лицо Ригли сделалось удивленным.
— Вы неплохо разбираетесь в теории… Да, вы правы. В организме ребенка миелин практически отсутствует. Исследуя процесс старения, я вдруг обнаружил, что могу управлять выделением миелина и поворачивать процесс вспять… Ведь именно миелин препятствует возможности. Скажем, отрастить себе новую руку, если вашу отрезали.
— Вы сумели отрастить Барнету новую руку? — быстро спросил Малдер.
— Не совсем… — голос Ригли чуть дрогнул. — Рука эта не была человеческой… Я не смог добиться того, чтобы клетки человека делились так, как требовалось.
У Скалли заколотилось сердце. Будто она опять ходила по темной квартире с «вальтером» в руках…
— Я боюсь об этом спрашивать, но… Чья же в таком случае рука выросла у Джона Барнета?
— В Лондоне в свое время провели успешный эксперимент. Из ампутированной лапы саламандры извлекли то, что мы называем клеточным морфогеном, и пересадили его на спину. В результате удалось вырастить еще одну конечность. Правда, получалась это только на саламандрах.
— До Джона Барнета?.. — Малдер сидел, потирая челюсть, и Скалли поняла, что ему тоже не по себе.
— Да, — сказал Ригли.
— Невероятно! — Скалли со вздохом откинулась на спинку кресла.
— Мои работы дорого мне стоили. — Ригли выпрямился, закинул ногу на ногу. — Я — изгой среди врачей. Меня называли доктором Менгеле, Франкенштейном… Правда, мне на эти разговоры было плевать!…
— Конечно! Ведь вы знали, что, окажись ваша теория правильной… — Скалли не договорила.
— Тот, кто владеет секретом молодости — владеет всем миром! — Ригли вновь улыбался. — Едва Ассоциация запретила мои эксперименты, у меня тут же нашлись спонсоры и новое место работы. Одним из главных спонсоров было правительство США.
— Неужели дядя Сэм финансировал ваши исследования?! — воскликнул Малдер.
Ригли пожал плечами:
— Вы удивитесь еще больше, дружище, когда узнаете, насколько высоко по административной лестнице вскарабкался этот маленький секретик!
— Что ж, в таком случае я не спрашиваю, как вы нашли ее… — Малдер кивнул на Скалли.
— Да, это было не очень трудно. У меня в Вашингтоне есть друзья, способные и на более серьезную помощь. И они весьма заинтересованы в успешных поисках Барнета. Заинтересован в них и я… Вот вам и ответ на вопрос, почему я здесь оказался.
Когда Ригли ушел, Малдер подпер щеку кулаком и погрузился в долгие размышления.
Скалли отправилась на нестрашную теперь кухню, сварила две чашки кофе. Одну поставила перед Малдером:
— Пей!
Тот оторвался от размышлений, взял в руки чашку, благодарно кивнул.
— Ладно, — сказал он. — Расклад ясен. Наши друзья тоже ищут Барнета. И похоже, они решили использовать меня в качестве приманки. — Он отхлебнул из чашки. — Ну что ж, будем иметь это в виду.
Малдер казался спокойным, но Скалли увидела, как затвердели его скулы.
Бар «У Молли»
Вашингтон, Второй округ
День четвертый
Утро
Малдер сидел в баре. Перед ним стояли две нетронутые кружки с пивом.
Бездонная Глотка опаздывал уже на пять минут, но Малдер знал, что будет ждать его хоть до скончания века.
