В ту же секунду Холден оказался на нем, вырвал копье из груди, готовый в любой момент вновь вонзить его в тело. Но в этом уже не было необходимости.
Не теряя времени, Холден обыскал человека, сорвал с него ремень с наполовину открытой кобурой. Вещмешок. Дешевый складной нож. Пачка сигарет, залитая кровью. Одноразовая зажигалка. Он выбросил сигареты, схватил все остальное, вместе с винтовкой М-16 и биноклем, и бросился в чащу деревьев.
Холден бежал долго, он остановился и рухнул на колени, лишь пробежав сотню ярдов через лес, испытывая странное смешанное чувство усталости и облегчения.
Винтовка. Он внимательно осмотрел ее. Она заряжалась с казенной части и, на первый взгляд, вполне его устраивала. Дэвид обнаружил три двадцатизарядных магазина и один тридцатизарядный. Он оттянул затвор, осмотрел ствол в поисках повреждений и ржавчины. Винтовка была недавно смазана и находилась в хорошем состоянии. Он отпустил затвор, еще раз проверив его работу. Подсоединил один из двадцатизарядных магазинов, дослал патрон в патронник и поднял предохранитель. Двадцатизарядные магазины реже дают осечку, чем тридцатизарядные.
Пистолет оказался «Магнумом», калибра 357, почти такого же размера и формы, как «смит-и-вессон». Шестизарядный, патроны «Спешиал Плюс» калибра 38, пули европейского производства. Холден застегнул на себе ремень с кобурой.
Он осмотрел содержимое вещмешка и обнаружил там целую пачку «Кэмэла». Дэвид немедленно сорвал упаковку и, не осмеливаясь закурить, несколько раз глубоко втянул в себя аромат свежеоткрытой пачки, почти физически ощущая запах дыма. Далее он обнаружил в мешке плитку шоколада, запечатанную, упаковка казалась сравнительно новой. Он разорвал обертку, внимательно осмотрел шоколад, затем откусил сразу половину, едва сдерживая дрожь в желудке.
Потом аккуратно сложил сигареты и шоколад в вещмешок, вместе с магазинами для М-16, которые он достал из подсумка. Затем схватил лук и окровавленное копье и бросился бежать.
Пистолет Ротштейна был типично израильским. «Вальтер» 22-го калибра, с нарезкой для глушителя. Хотя это было излюбленное оружие израильских убийц и телохранителей, лично Томас Эшбрук никогда не был большим поклонником 22-го калибра для стрельбы по живым мишеням. Но он понимал, какими соображениями руководствовались израильтяне при выборе именно этого вида оружия. При стрельбе в толпе из 22-го калибра, независимо от цели стрельбы, была меньшая вероятность поражения посторонних, меньшая вероятность рикошета, и 22-й калибр было проще использовать с глушителем.
Крепко сжимая рукоять пистолета, он взгромоздился на заднее сидение «Ягуара».
Стекла машины были слегка тонированными, но улица четко просматривалась через них. Картина, разворачивавшаяся перед ним, напоминала рекламный ролик лондонского туристического агентства, в котором были перемешаны старые и молодые, подростки в невероятных одеждах и с еще более невероятными прическами, бизнесмены в темных пальто; иногда попадались даже традиционные котелки. Небо было ясным для Лондона в это время года; пятна пурпурного заката то здесь, то там проглядывали среди крыш домов.
Двери «Мерси-клуба», частного клуба для иностранцев-игроков в карты, хозяином которого являлся Терон Хайд, отворились. Из-за дверей показался коротко остриженный мужчина в чересчур ладно скроенном твидовом пиджаке; он вышел на крыльцо, осмотрелся по сторонам.
Эшбрук взглянул на часы.
Пора.
Он открыл дверь «Ягуара», ступил на тротуар, в уши ему ударил водопад звуков. Человек в твидовом пиджаке пристально посмотрел на него, и Эшбрук кивнул. Эшбрук склонился к двери машины и произнес достаточно громко, чтобы его друг, Сол Ротштейн, мог слышать его:
— Филип, в течение ближайших пятнадцати минут вы мне не понадобитесь. Если хотите, можете выпить кофе.
Он захлопнул дверь машины и направился к крыльцу, где, уставившись на него, ждал человек в твидовом пиджаке.
— Я полагаю, вы работаете у мистера Хайда? — Он старался даже не думать о докторе Джекиле.
— Мистер Эшбрук?
— Да.
— Мистер Хайд не говорил, что вы постоянно живете в Лондоне.
