— Оба немедленно обратно! — приказал он.
Вульф, признав поражение, сразу побрел к костру, сгорбившись и не обращая внимания на хлещущие ветки. Он обогнал Клуарана, словно хорошо знал дорогу.
— Я ждал от тебя благоразумия, Элспет, — сказал Клуаран. — Вульф — ребенок, но ты-то о чем думаешь? Ночью в лесу ничего не стоит заблудиться.
— Вульф удрал, — пыталась она оправдаться, — и я побежала за ним, чтобы его вернуть.
— И даже не подумала кого-нибудь разбудить! Так привязалась к этому мальчишке, что поглупела. Что толку во всем, что мы делаем, если ты потеряешься?
Только теперь Элспет поняла, почему он так разгневался. Клуаран беспокоился не о Вульфе, а о том, что Элспет была в опасности. Вернее, он боялся снова потерять Ионет.
Смущенная и рассерженная, Элспет не проронила ни слова, пока они возвращались в лагерь. Клуаран и раньше проявлял к ней дружелюбие, в этом не было сомнения, но никогда так не тревожился за нее. Его тревога была вызвана тем, что она осталась последней ниточкой, связывавшей его с любимой. Элспет говорила Клуарану, что Ионет сидит у нее в голове, хотя ее голоса она больше не слышала. Зато все эти сны о маленькой девочке в ледяных пещерах свидетельствовали о присутствии Ионет. Сейчас ей живо вспомнился последний сон. В голове опять зазвучала приснившаяся мелодия.
Клуаран вскрикнул. Она опомнилась и обнаружила, что он пристально смотрит на нее.
— Что ты поешь? — спросил он.
— Так, ничего особенного… — пробормотала она смутившись. — Где-то я услышала этот мотив.
Клуаран подозрительно посмотрел на нее, но ничего не сказал.
Когда они вернулись в лагерь, Вульф как ни в чем не бывало уже ждал их. Светало, поэтому Клуаран стал гасить костер, а Элспет помогла мальчику собрать постель. Все начали просыпаться. Утро занималось серое и холодное, поэтому все проворно двигались, суетились, пытаясь согреться.
Вульф оказался единственным, у кого промозглая погода не вызвала уныния. Когда отряд выступил, он помчался вперед, к очередному придорожному истукану, потом стал гонять белок, чтобы позабавить Элспет и Эдмунда. Клуаран не отходил от Эоланды, оба уже не получали от леса прежнего удовольствия. Элспет все еще была огорчена из-за ночной проделки Вульфа, даже Эдмунд был с ним строг. Над всеми, кроме мальчугана, казалось, нависла туча.
— Замечаешь, какая тишина? — обратился Эдмунд к Элспет. — Где птичье пение?
Действительно, на заре в кронах деревьев распевали птицы. Теперь они затихли.
Дорога становилась шире, потом на выходе из леса слилась с другой, которая вела на юго-восток. Путники остановились на обочине, изучая представшую их взору картину.
Грязь и колея вдоль дороги выглядели так, словно там прошло очень много народу; в придорожной канаве валялись хлебные корки. Там, где, судя по всему, устраивали привал, деревья стояли почерневшие, нижние ветки были обломаны.
— Похоже, они останавливались здесь вчера, может, даже вечером, — сказал Кэтбар. — Сейчас они ушли уже далеко, но их лагерь где-то неподалеку. Их несколько десятков: глядите, что они сделали с дорогой!
— Кто они, как ты думаешь? — спросил Эдмунд. — Разве разбойничьи шайки бывают такими многочисленными?
— Обычно нет, но ведь сейчас другие времена, и мне сдается, что это не просто разбойники. — Воин нахмурился. — Одним словом, нам нужно быть осторожнее.
Они двинулись цепочкой вдоль канавы. Внезапно Кэтбар, шедший впереди, остановился и выругался. В канаве ничком лежал человек.
Все бросились посмотреть на мертвеца. Но Кэтбар покачал головой.
— Сколько твердил об осторожности, а сам оплошал… — проговорил он. — Жаль, что мы были не с ним, мы бы его защитили.
Это был Менобер. Кэтбар перевернул его и увидел на груди у него большую рваную рану. Он не был ограблен: кошель с монетами никто не тронул, рядом лежала его поклажа, изрезанная мечом, в грязи валялись свертки с тканями и оловянные браслеты.
