Они достигли излучины, где река, расширяясь, образовала песчаную отмель, и остановились, чтобы наконец смыть с себя опостылевший налет смерти. Вульф засмущался, покраснел как рак и вывернулся, когда Элспет попыталась помочь ему снять сорочку.
— Ты девочка! — возмутился он.
Элспет и Эоланда отошли в сторону, а Вульф остался с Эдмундом, Клуараном и Кэтбаром, но по-прежнему избегал чужих взглядов. Увидев у мальчика на груди свежий рубец, багровеющий на бледной коже, Эдмунд вздрогнул.
— Откуда у тебя это? — спросил он.
Мальчик уронил голову и прикрыл тщедушную грудь худыми руками. Эдмунд прикусил язык, стыдясь своей настырности. Но Вульф вызывал у него любопытство: этот паренек, так хорошо владевший собой, немало испытал. Может, отметину у него на груди оставили когти свирепого зверя?
Они смыли с себя пепел, вдоволь поплескавшись в воде, а потом прыгали по песку, чтобы согреться, и долго выбивали пыль из одежды. Чистый мальчуган уже не походил на бродяжку: он был, конечно, очень худой, но при этом вполне крепкий; на бледном личике высыпали веснушки, голубые глаза смотрели пристально. Волосы высохли и порыжели, хотя расчесать его копну было бы нелегко. Тряпки у него на ногах, как оказалось, не дали окончательно развалиться ботинкам, таким выношенным, что обе подошвы лопнули. Сквозь грубую шерстяную сорочку проглядывало тельце, и Эдмунд накинул ему на плечи свой меховой плащ, устыдившись, что не догадался сделать это раньше. Даже цепочка, которой мальчишка так дорожил, оказалась дешевой поделкой и была такой короткой, что больше походила на ошейник. Но когда Эдмунд случайно дотронулся до нее, застегивая на шее у Вульфа свой плащ, мальчик отскочил. Потом, правда, одумался: хорошая одежда доставляла ему удовольствие. Элспет и Эоланда, вернувшись, застали потешную сцену: Вульф хвастался плащом перед Кэтбаром.
Элспет сияющим взглядом поблагодарила Эдмунда и обняла малыша за плечи.
— Молодец! — похвалила она Эдмунда.
Ночевать решили у реки, чтобы наутро вернуться на дорогу и снова двинуться на юг, к Варде, где, по словам их спутников, тоже горел лес. Они предпочли бы зацепку получше, но ничего другого, чтобы попытаться напасть на след Локи, не было.
— Человек, который гнал по дороге коз, говорил о боях на юге, — припомнил Клуаран. — Держу пари, что и там не обошлось без Локи. Он всегда натравливает людей друг на друга.
Воздух был пьяняще чист, низкое солнце слепило глаза. Распускалась листва, сияло голубое небо — и все повеселели, оживилась даже Эоланда.
Но на дорогу путники еще не вышли, а поменявший направление ветер принес знакомый тошнотворный запах дыма, и все смолкли.
Полыхало у самой дороги. Снова пришлось идти через обгоревшее кладбище деревьев. На обочине дороги кто-то оставил вырезанный из дерева обугленный знак. Поначалу Эдмунд принял его за обгоревший древесный ствол. Знак был высотой с Вульфа. Мальчуган отправился изучать знак. Эдмунд обнаружил, что резьба на дереве глубокая и даже натерта чем-то белым — наверное, золой, — для пущей отчетливости.
— По-моему, это что-то священное, — сказала Элспет. — Ты можешь разобрать, что здесь изображено?
— А ты? — удивился Эдмунд. — Кажется, это христиане ставят такие знаки у дороги.
Народ, к которому принадлежала его матушка, чтил священные места: источники, старые деревья. Те места, которые они только что покинули, никак нельзя было назвать священными.
— Мы бы не стали применять горелую древесину, — обиженно ответила Элспет. — К тому же это изображение совсем не священное.
Эдмунд пригляделся и согласился с ней.
— Какой-то местный божок, — заключил он. — Тут ему было самое место.
На них, прищурившись, взирала ухмыляющаяся физиономия. От головы во все стороны, подобно солнечным, отходили лучи. Волосы и борода были больше похожи на зубчики или рожки.
Или на языки пламени!
