Впоследствии Волгин долго переживал, что позволил Бешеному Быку — так в неофициальной обстановке звали Катышева — запудрить себе мозги. Слава Богу, что на Тростинкиной все эти подозрения ни малейшим образом не отразились. Волгин предполагал, что важную роль в урегулировании конфликта сыграл Риткин батяня, занимавший весомую должность в штате городской прокуратуры.
Естественно, девчонка шпалер посторонним не передавала и сама из него никого не мочила. Он как лежал, так и продолжал лежать в её сейфе, а виновником всей суматохи стал стажёр экспертного управления, который по ошибке рассовал часть гильз с убийства Шершавчика в пакеты с вещдоками по другим преступлениям. Подробностей Волгин не знал. То ли стажёр вообще не заметил, что натворил, то ли, допустив какую-то промашку, хотел её, ни с кем не посоветовавшись, исправить, а может, всему виной был переезд в новое здание, который баллистическая лаборатория производила как раз в эти дни. Волгин не знал, как именно случилась ошибка, и не особо стремился это узнать. Для него лично история имела совершенно неожиданное продолжение. «Старшие братья», которые отступили так же незримо, как и вклинились в «Дело о следователе — серийном убийце», неизвестно для чего разыскали гражданку Гладкостенную. Выскочив из неизвестности, как чёрт из табакерки, она в течение вот уже восьми месяцев изводила Сергея: сочинив парочку версий убийства супруга, одна другой смешнее, она требовала отчёта о проделанной работе. Первое время заявлялась в РУВД лично и караулила Сергея возле его кабинета, позже стала доставать по телефону, звоня не реже двух раз в неделю, причём умудрилась раздобыть даже номер его мобильника и не стеснялась им пользоваться. «Вы обязаны информировать меня о принятых мерах!» — заявляла Людмила Борисовна таким визгливым и безапелляционным тоном, что Волгин как-то раз не сдержался и высказал ей всё, что думает по этому поводу.
Людмила Борисовна пробилась на приём к начальнику милицейского главка. Бравый генерал женщину выслушал, ногами затопал и потребовал немедленно доставить гадкого опера в свой кабинет, чтобы лично сорвать с нечестивца погоны. Потом, правда, он немного остыл, так что Сергей отделался лишь строгим выговором. В добавление к этому его лишили и квартальной премии, хотя за один проступок два дисциплинарных взыскания накладывать не полагается.
— Лишение премии — не взыскание, — разъяснил Катышев, которого наказали точно таким же образом за ослабление контроля над личным составом в лице старшего опера Волгина.
— А что это? Новая форма поощрения?
— Нас просто вычеркнули из списка и, если станем трепыхаться, враз докажут, что мы по своим показателям просто недостойны «кварталки». Вот раскроешь Гладкостенного — рублей двести в награду отвалят. Если, конечно, к тому времени «строгач» всё-таки снимут…
С августа Людмила Борисовна в РУВД не появлялась, но бомбардировала районную прокуратуру письмами, в которых высказывала новые соображения о мотивах гибели супруга и возмущалась вялым ходом расследования. Каждое такое послание — а к ноябрю их набралось восемь штук — Рита Тростинкина приобщала к уголовному делу, после чего составляла очередное «Отдельное поручение»[1], в котором предписывала Волгину проверить новые факты…
— …А какие бандиты назначили встречу? — спросил Акулов, выслушав пояснения Волгина.
— Она говорит, что «тамбовские». Может, и не конкретно те самые, которые Шершавчика замочили, но с ними знакомые.
— А почему Шершавчик?
— У тебя есть другое название для этого бл…? Для этого безобразия? Кроме того, если каждый раз его ФИО полностью выговаривать, то язык поломаешь, а Шершавчик звучит симпатично и образно. Как ещё можно было его фамилию переиначить? В «Нарезной»? Не годится, нарезными бывают стволы и батоны…
— Какой ты всё-таки циник, Серёга. У человека горе, а ты над его фамилией изгаляешься… Что мы станем с этими «тамбовцами» делать?
— Притащим сюда и постараемся заглянуть в душу. Как говорит Бешеный Бык, в нашей стране нет человека, который хотя бы раз в жизни не нарушил какого-нибудь закона. Если правильно задавать нужные вопросы, то что-нибудь непременно раскроем. Главное — не забывать о презумпции виновности: «Каждый человек считается подозреваемым, пока не доказано обратное», и не сбавлять темпа. Тогда они в чем-нибудь да признаются.
