— Мои предположения ни в коей мере не истина в последней инстанции, — заключает Ред. — Но полагаю, что они единственное, что у нас есть, и, пока не придумаем ничего получше, будем исходить из них. Ведь у каждого из нас имеется определенное представление о том, с какого типа человеком мы имеем дело.
Ред берет маркер и рисует на доске человечка.
— Давайте сформулируем идеи.
— Белый, — говорит Джез.
— А? — удивляется Кейт.
— Он белый. Убийца белый. Согласно теории, серийные убийцы редко преступают расовые границы. Как правило, каков цвет кожи у жертвы, таков и у убийцы.
Ред кивает и пишет на доске, рядом со своим схематичным рисунком: «белый».
— Скорее всего, — это снова Джез, — ему не должно быть сильно за пятьдесят. Сомневаюсь, чтобы у пожилого человека хватило силы так избить епископа.
— Человек с образованием. — На сей раз Дункан. — Обычный работяга вряд ли будет носить с собой серебряные ложки.
— Угу, — хмыкает Ред, все это записывая. — Продолжаем. Кейт?
— Знаком с Лондоном. Должно быть, этот малый провел разведку, перед тем как совершить свои нападения. Это не какой-то гастролер из провинции. Он здесь живет, и, скорее всего, не на самой окраине.
— Значит, нам всего-то и надо, что просеять через сито восемь миллионов людей, — усмехается Дункан. — Здорово.
— Может быть, у него имеются какие-то медицинские познания, — замечает Джез. — Лабецкий сказал, что языки были вырезаны со знанием дела.
— Хорошо. — Ред добавляет слово «медик» к написанному возле рисунка и поворачивается к коллегам.
— Почему он вырезает языки? И почему уносит их?
— Медицинский эксперимент? — предполагает Кейт. — Если он имеет какое-то отношение к медицине, мало ли что могло прийти ему в голову.
— М-м-м… Х-м-м. Не исключено.
— А разве это не смахивает на мафиозные разборки? — спрашивает Дункан. — Я имею в виду, как они расправляются со стукачами и им подобными. По-моему, это в их манере — вырезать язык тому, кто не захотел держать его за зубами. Может быть, кто-то из убитых имел связи с преступным миром?
— Из этой парочки? — фыркает Джез. — Я тебя умоляю.
Дункан бросает сердитый взгляд, и Ред снова спешит погасить конфликт.
— Джез, мы не можем знать этого наверняка. Такое предположение, в рамках расследования, вполне имеет право на существование.
— Ладно-ладно, прошу прощения. Но к слову о стукачах. Я тут тоже прошлой ночью задумался насчет аналогий и ассоциаций. Для чего мы используем язык?
— Чтобы говорить, — откликается Дункан. — Как я только что сказал.
— А еще для чего?
— Чтобы есть, — вступает Кейт. — Ну, чтобы пробовать на вкус, во всяком случае.
— То-то и оно. Еда и речь. Пища и слово. Так вот, Филипп ресторатор, а Джеймс епископ. Филипп кормил людей — готовил еду. Джеймс произносил проповеди, то есть речи. Один работал с пищей, другой со словом. Но и у того и у другого работа была связана с языком.
Ред почесывает ухо.
— Как вариант это интересно. Хотя, вообще-то, все так или иначе используют в своей работе язык.
— Да, но некоторые больше, чем другие, — возражает Джез.
Раздражение Дункана, усугубленное головной болью, прорывается в форме саркастической тирады.
— И кто же в таком случае в списке твоих подозреваемых, Джез? Кондукторы автобусов, торговые агенты, полицейские, певцы, актеры и тот малый на углу, который призывает покупать «Ивнинг стандарт»? Великолепное начало.
— Дункан, такой подход делу не помогает, — указывает Ред.
— Да ладно, Ред. Мы тут удим рыбку в кромешной тьме, и ты прекрасно это знаешь. Все это дерьмо собачье, насчет мотива… Ну, в общем, дерьмо оно и есть дерьмо. И ни к чему нас не приведет.
— Так что же ты предлагаешь?
Дункан отклоняется назад на стуле и обводит комнату взглядом.
— Молиться.
