Глянув на часы — время бежало! — он посмотрел в окно: никого не было, и, найдя в духовке газовой плиты два сухаря, сгрыз их с превеликим удовольствием. Открыл кран на кухне и тотчас завернул его. Слушать клокотание пустых водопроводных труб желанья не было.
Покидая дом Ивана Максимовича, Климов понимал, что добраться до Ястребиного Когтя, перевалить его хребет, отыскать безвестный вентиляционный люк и спуститься по нему в туннель, соединенный с бункером под шахтоуправлением, спуститься и не заблудиться в лабиринте скважин, штреков и пустот дело совершенно нереальное. Взять самому кого-нибудь в заложники, потребовать освободить жителей города — наивно. «Медик» никогда на это не пойдет. Что ему жизнь какого-то «бойца» или того же «Чистого», когда он собственную жизнь поставил на кон. Человек, это та птица, которая сама себе ставит силок и подрезает крылья, не говоря уже о террористе. Цинизм предусмотрительнее оптимизма. Климов сразу отметил немногословие и расчетливость «Медика» вместе с тонкой интуицией и осторожностью. Немногословие влиятельного человека и расчетливость фанатика. И откуда в нем эта нахальная уверенность, что все получится, как он задумал? Откуда эта вера в собственную исключительность? И кто этот «Зиновий», с которым говорил «Медик», когда вошел Климов? Японский полевой радиотелефон, которым пользовался «Медик», имеет преимущество секретного диапазона. Подслушать разговор нельзя, настроен он на частоту того, с кем говорят. Радиус действия, как минимум, пятнадцать километров. А если это так, то неизвестный Климову «Зиновий» может находиться далеко за городом.
«Или в горах», — подумал Климов и метнувшаяся тень заставила его пригнуться, прыгнуть в сторону, перекатиться через спину и увидеть, как от его выстрела на землю падает «десантник». Пуля «Магнума» скопытила его мгновенно: проломила нос. Залила лицо кровью.
Из-за сарая рубанула очередь. Осколки кирпича и штукатурки вжали Климова в простенок, в узкий промежуток между чьим-то гаражом, забором и поленницей.
Следующая очередь, выпущенная из крупнокалиберного «люгера», расщепила несколько сосновых бревен, вылущила из поленницы с десяток чурок.
«Он меня не видит, но знает, что я здесь, — подумал Климов и, толкнув поленницу, закинул тело на забор, перевалился. Под грохот осыпающихся дров и новой автоматной очереди, свернул за угол гаража, подпрыгнул, ухватился за ветку ореха, добрался по ней до крыши гаража и выглянул в проулок.
На выстрелы бежали трое.
Сунув пистолет в кобуру, он пошире развел ноги, распластался на крыше и поймал троицу в прорезь прицела.
Подпустив поближе, нажал на спусковой крючок.
Одного, по-видимому, спас бронежилет второго — каска, но третьему пришлось упасть ничком. Упасть и не подняться.
Тот, кто сидел за сараем и крошил дрова из автомата, тотчас перевел огонь в сторону Климова.
Заставил отползти. Спрыгнуть на землю и рвануться в глубь соседского двора.
«Трое — это ничего, — подбадривая сам себя, переметнулся через сетчатую загородку Климов и побежал к соседнему проулку. — Так даже веселее».
Определив, что выстрелы все время раздаются сзади, дал небольшой крюк, зашел в тыл преследователей, подкрался к дому Петра.
Взобравшись на соседскую яблоню, отметил, что засады нет — «бойцов», наверное, отправили к Змеиному ущелью, под командование Слакогуза, спрыгнул наземь, добежал до туалета, затаился за дощатой будкой.
Двор был пуст.
Выждав время, подбежал к веранде, обошел дом со стороны сада, где стояла лестница-стремянка, взобрался по ней на крышу и оттуда углядел, что в переулок въехал красный «Москвичок», заполненный «бойцами».
«Может быть, взяли Петра, — подумал Климов и приготовился к стрельбе. — Хотят использовать как подсадную утку».
«Москвич» подъехал к дому, его дверцы распахнулись и двое — без бронежилетов — сразу же свалились с ног. Поразив их точной и короткой очередью, Климов саданул по кабине, по лобовому стеклу, за которым дернулся «десантник» в каске, и, видя, что никто из «Москвича» больше не выскочил, не вылез и не выполз, для верности прошил его еще разок из автомата, спрыгнул на гараж, оттуда
