В его памяти встает необычайно милая улица с деревьями, где живет его бывшая подруга Шари, но опять в памяти никаких следов этого инцидента с вырванной сумкой. К тому времени как на место происшествия прибывает полицейская машина, обычно оказывается, что преступник давно уже убежал в парк через Уэст-Проспект-парк.
«Шумная вечеринка на Шестой авеню близ Восьмой улицы».
«Вандализм в синагоге „Бет Израиль“». Наконец Воорт кое-что вспоминает. Черные свастики, высохшая и еще сочащаяся краска на желтой кирпичной стене. Погнутый засов, который вандалы пытались сломать, когда их спугнула сирена. Худой сутулый рабби в белой ермолке говорит что-то о Германии. Или это другой рабби и в другой раз говорил о Германии? Может, рабби родился в Германии? Или осквернение напомнило Воорту о гитлеровской Германии?
Как давно это было!
«Кража со взломом в обувном магазине Харви. Похищено три коробки кроссовок фирмы „Рибок“ — мужские, белые, девятый размер».
Никаких задержаний.
Воорт заканчивает просмотр первых трех страниц рапорта, написанного в свой день рождения десять лет назад. Тогда он закончил дежурство в Окружном доме на Семьдесят восьмой улице в шесть часов вечера и, вероятно, поехал на стадион Ши. Встретился с кузенами у ворот «В» под громкоговорителями. Пил пиво и орал на питчеров из ложи…
Бесполезно — ему не вспомнить.
Он обращается к журналам девятилетней давности. Спустя десять минут он уже начинает просматривать восьмой год.
— Стоп! — говорит Мики, поднимая голову; лицо покраснело от прилива крови. — Как имя того памятного идиота? Уильям Нимс.
Воорт привстает, чувствуя легкую дрожь в затылке.
— Водопроводчик.
— Верно. Городской водопроводчик. Здоровяк. Мы дали ему прикурить, когда он стал сопротивляться. Сломали челюсть. Он еще обложил нас, когда его утаскивали, помнишь?
— Да, помню. Он насиловал шлюх в местах, где проверял трубы.
Мики приподнимается, он еще более взволнован.
— Он заявил, что не делал этого. Сказал, что насиловал кто-то похожий на него.
— И еще сказал, что я запал на его жену, — говорит Воорт, — и погубил их брак.
Они застывают, и разговор обрывается — из-за звонка по особой линии сотового Воорта. С колотящимся сердцем он щелкает крышкой телефона.
— Детектив Воорт, — говорит он, сохраняя спокойствие в голосе и гадая, кого он сейчас услышит.
— Привет. На связи Луи. Проверяем линию.
— Работает. — Воорт отключается, во рту сухо, и говорит Мики, набирающему номер компьютерной группы: — Нимс сказал, что я погубил его жизнь.
— Сдается мне, что это обида.
Спустя десять минут снова звонит Хейзел из группы компьютерных операторов и говорит Воорту с немецким акцентом:
— Вилли Нимс был освобожден под честное слово полгода назад. Система освобождения под честное слово вернула его в Бруклин, и сейчас он работает в компании по уборке «Чистое жилище». — Она дает адрес офиса. — И еще, Воорт…
— Что?
— Я знаю, что ты все делал правильно. Мне проверять не надо — я знаю.
— Хейзел, ты будешь говорить все, что угодно, лишь бы получить привилегированное место в холодильнике.
— А может, ради того, чтобы получить побольше пива «Луизиана вуду».
Отключившись, Воорт хмурится:
— Но мы не арестовывали его в мой день рождения; так о какой годовщине идет речь в записке?
— Черт побери, о годовщине со дня твоих свидетельских показаний в суде. Со дня осуждения Нимса. Со дня, когда его изнасиловали в душевой «Синг-Синга». Кто знает, что случилось с ним в тюрьме? А потом он читает о тебе в журнале, верно? Он в тюрьме, гниет и парится, а ты улыбаешься во весь рот как на картинке. Сдается мне, это так, Воорт.
— А Габриэль Вьера? Ее-то за что?
— Он имел дело со шлюхами. Может, затаил на нее зло. Суть в том, есть ли у тебя мысль получше.
— У меня? Ни единой мысли.
Мики морщит лицо, и Воорт понимает, что сейчас пойдет имитация. Хрипло, как Нимс, Мики кричит:
— Я достану тебя, Воорт!
— Адвокат Нимса сказал, что тот действительно ничего не помнит, — восстанавливает ход событий Воорт. — Мы были одни в коридоре суда после оглашения приговора, когда уже ничего нельзя было изменить. И адвокат заявил, что Нимс и впрямь не совершал преступления.
