Хендерсон, Невада
1325, Магнолия
09-15
Следующий день
Это был маленький дом с гравием вместо газона и кактусами вместо кустов. Одноэтажный, с плоской крышей, один из многих в этом районе Хендерсона, который сам был районом Вегаса, он располагался под пекущим солнцем Невады. На подъездной дорожке была припаркована "Хонда Цивик", на бампере которой читалась отклеившаяся наклейка: «…ША и лети!», которая раньше читалась как «Вступай в ВВС США и лети!»
Они постучались, и им открыла молодая женщина в спортивных шортах и алкоголичке, на шее у которой висели только что вынутые из ушей наушники, идущие к айподу, прицепленному к шортам. Волосы у неё были короткие, натурально светлые, а кожа- очень красивой, чего нельзя было сказать о ней самой. Тем не менее, она была вполне приятной и выглядела располагающе, без той развязной красоты, которая многих отпугивает.
— Мисс Домбровски? — спросила Чандлер, показав свой значок.
Значки всегда плохая весть, даже если они её не несут. Домбровски шагнула назад, моргая, потеряв самообладание, и сказала:
— Эээ… да?
— Я спецагент Чандлер. Это следователь Суэггер. Мы из ФБР. Расследуем события, происходившие в операционном центре 143го экспедиционного крыла на авиабазе «Крич» несколько месяцев назад. Можем поговорить с вами?
Чандлер исполнила свою роль в полицейской работе мягко, но в тоне «без-херни-без-отказа», и молодая женщина, потемнев в лице, шагнула назад, впуская их.
— Ивините, я немножко взмокшая, — сказала она, — только что с велотренажёра. Затем она пустилась в бестолковое объяснение, что ей нужно быть в «Бордерсе» в одиннадцать, затем в центре в восемь, так что другого времени для упражнений кроме как утром нет, хоть и нелегко… но ни её саму, ни их всё это не волновало.
Все сели: хозяйка — в кресло, двое визиторов — на софу. Кофе? Нет. Сок, вода… нет. Так зачем это? И наконец: — мне нужен адвокат?
— Нет, — ответила Чандлер. — Мы просто проясняем разные вещи. Относительно ракетного запуска возникли разговоры. Может, это и не был ракетный пуск, а что-то взорвалось и без ракеты. В этом городе такое бывает. Но Агентство затребовало расследования, и вот мы здесь. Мы вчера были в операционном центре и говорили со всеми пилотами на дежурстве, полковником Нельсоном и офицером боевого управления, капитаном Пиплзом. Не было только вас, но поскольку вы рядом, мы решили завершить протокольные разговоры. Вы не «объект интереса», и против вас не проводятся следственные действия. Возможно, что-то изменится, но если так будет, вы будете об этом проинформированы и получите все возможности для защиты.
Она мрачно кивнула и сглотнула. Затем ответила:
— Я не могу ничего вам сказать.
— Плохое начало, — заметила Старлинг, слегка обескураженная.
— Если там какое-нибудь нарушение или преступление или что угодно — то это мои действия и моя вина, и ничьи больше. Я не буду свидетельствовать ни против моих коллег, ни против старших офицеров. Если у вас есть улики против меня и вы собираетесь предъявить обвинение или прислать повестку — я не буду пытаться защищаться. Если тюрьма- я пойду в тюрьму. Я об этом долго думала и это всё, что я вам скажу. Вы вроде бы неплохие люди и вы тут не для того, чтобы навредить мне, но будет именно так.
— Погодите, — сказал Суэггер, — мы здесь не для того, чтобы навредить вам, мисс Домбровски. Мэм, никто не хочет загнать вас в тюрьму. У меня парковочные квитанции уже кончились, норму я сделал и пару штрафов за скорость выписал, так что на сегодня хватит. Мы хотим неформально поговорить о событиях того дежурства и посмотреть, куда оно нас приведёт.
— Это приведёт меня в тюрьму. Я убила тридцать одного человека в тот день ни за что. Я бы хотела это забыть, но если уж мне придётся быть наказанной, я понесу наказание. Это всё что я могу сказать.
В комнате повисло молчание. Чандлер посмотрела на Суэггера, кивнула и вышла. Боб и Домбровски остались наедине.
— Почему вы здесь? — спросила молодая женщина. — Я думала, что вы решили поиграть насчёт женщины-следователя. Эмпатия, гендерная солидарность, женское понимание и всё такое.