В половине первого состоялся «тайный совет». Созвонились с Сагайдой, потом, поодиночке, перебрались через парк и разыскали нужный дом.
Проблема пола в помещении курсов ГО действительно была. Какие там щели? Проломы, кое-как закрытые фанерками. Уцелевшие половицы прогнили, гвозди — перержавели, и приходилось идти с акробатическими пируэтами. Спокойно стоять и даже сидеть, не рискуя загреметь в затхлое подполье, можно было только во второй комнате, преподавательской.
Две тускло окрашенные стены оживляла внушительная подборка плакатов, вызывающих патологический прилив пацифизма; в простенках между окнами пристроились еще стендики с распотрошенными противогазами и респираторами. В углу — ведерко со стратегическими залежами окурков, железная печурка допотопной модели. Интерьерчик что называется.
Но на второй взгляд можно было заметить, что между комнатами — двойные, свежеукрепленные двери, на окнах, под защитными шторами — решетки; третий взгляд сообщал, что на дальнем окошке, выходящем в закрытый дворик, оборудованы автоматические запоры, и решетка — раздвижная, под секретный ключ. Два хороших письменных стола; бра и настольные лампы с гофрированными стеблями; большая «поднятая» карта района на стене. А на столе, в окружении справочников, солидно помаргивал неонкой большой клавишный кабинетный селектор с «памятью», диктофоном и автоответчиком.
Осмотревшись, Матвей Петрович подошел к аппарату и, ткнув клавишу, повторил последний вызов.
Полминуты в трубке звучал прерывистый треск автоматического набора. Пауза, гудки и голос:
— Слушаю, Головин.
— Иван Игнатьевич? — переспросил Шеремет.
— Я. Откуда звоните, Матвей Петрович? — спросил Головин, обладающий исключительной памятью на голоса.
— Из Узени. Вы в курсе, что здесь…
— В курсе. Хорошо, что вы уже на месте. Я как раз хотел просить…
— Понял.
— Поддержите моего Комо. Но — строго между нами.
— Когда просят, говорят «пожалуйста». И о своих предупреждают заранее, — назидательно сообщил Шеремет.
— Каюсь. Так меня, так. А что в Узени? Кстати, связь надежная?
— Надеюсь. А по делам — пока смутно.
— Вы о моей болячке не забыли?
— Что, поступили новые данные?
— Ну, не то чтобы данные… А присмотреться, надо.
— Слушаюсь, товарищ не — мой — начальник, — усмехнулся Матвей Петрович и положил трубку.
Вадик все еще заинтересованно рассматривал помещение и спросил, понизив тон:
— Глянем быстренько, не забыл ли здесь хозяин «ухо»? На войне как а ля герра?
Шеремет пожал плечами:
— Поищи. Хозяин спасибо скажет.
— Я серьезно, — Вадик взглянул в глаза, — как с ним? Что можно доверять?
— Все спокойно. Наш человек. А что засуетился — так не от хорошей жизни… Будем тянуть вместе. Ему — ясно: практически только через нас, область, можно будет отгавкаться от местных… Если припечет. И нам он очень пригодится. Сам знаешь, как на местах без своего человека…
Одно лишь не сказал Вадику Матвей Петрович: того, что сам окончательно проверил только сейчас. После разговора с полковником милиции Головиным, возглавляющим самую горячую засекреченную службу. Отдел борьбы с организованной преступностью.
Прямую связь с Головиным из городов и районов имели только его непосредственные ставленники. Те же, на кого падала хотя бы тень подозрения в связях с мафиями, с цеховиками, игровыми, сутенерами, рэкетирами, а тем паче с наркобизнесом, понятия не имели о его телефонах. Как правило, даже не знали, что такой отдел существует и действует. Шеремет же, конечно, знал: массовая «ротация», перетасовка офицерского состава областного УВД, ротация, внешне кажущаяся необъяснимой и ненужной, спланирована и осуществлялась головинской службой.