Его кулак сломал мою ключицу. Но я устояла на ногах.
Он не знал, насколько я сильна. При свете луны я видела, насколько он удивлен тем, что я пытаюсь сопротивляться, и я мысленно поблагодарила кровь вампиров, которая оказалась во мне. Я подумала о своей отважной бабушке и набросилась на него, схватила за уши и попыталась стукнуть головой о гранитную колонну. Его руки пытались схватить мои и оттянуть их, чтобы ослабить хватку. Наконец, это ему удалось, но по его глазам я поняла, что он удивлен и теперь начеку. Я попыталась бросить его на колени, но он опередил меня, изогнувшись так, чтобы увильнуть от меня. Пока я потеряла равновесие, он подтолкнул меня, и я с грохотом рухнула на землю.
Тогда он оседлал меня. Но во время нашей схватки он потерял свой шнурок, и, держа меня одной рукой за шею, второй он пытался нащупать свое избранное орудие. Моя правая рука оказалась пригвождена, но левая была свободна, и ей и била и царапала его. Ему приходилось не обращать на это внимания, приходилось искать свой шнурок, который являлся частью ритуала. Моя рука наткнулась на знакомый предмет.
Рене, который был в рабочей одежде, все еще носил на поясе нож. Рывком я расстегнула ножны и вытащила из них нож. Пока он успел подумать: «Надо мне было его снять», — я вонзила нож ему в бок, под углом, потом вытащила его.
Тогда он закричал.
Он поднялся на ноги, скорчился, пытаясь обеими руками зажать рану, из которой хлестала кровь.
Я отодвинулась и поднялась, стараясь сохранить расстояние между собой и мужчиной, которого можно было назвать чудовищем с не меньшим основанием, чем Билла.
— Господи Иисусе! Женщина, что ты наделала? О Боже, как мне больно! — закричал Рене.
Это было сильно.
Теперь он был испуган, он боялся, что его раскроют, положив конец его играм, его мести.
— Девки вроде тебя заслуживают смерти, — зарычал он. — Я чувствую тебя в своей голове, выродок!
— Кто это здесь выродок? — прошипела я. — Сдохни, ублюдок.
Я и не знала, что во мне таится такое. Я стояла согнувшись близ надгробия, вцепившись рукой в окровавленный нож, ожидая, когда он снова набросится на меня.
Он передвигался кругами, пошатываясь, а я с каменным лицом наблюдала за этим. Я открыла свой мозг его ощущению приближающейся смерти. Я была готова еще раз ударить его ножом, но тут он рухнул на землю. Удостоверившись, что он не шевелится, я пошла к дому Билла. Я не бежала, попытавшись убедить себя в том, что я просто не могу бежать, но не уверена, что дело было в этом. Я продолжала видеть свою бабушку, навеки запечатленную в памяти Рене, сражающуюся за жизнь в собственном доме.
Я вытащила ключ Билла из кармана, почти удивившись, что он все еще там.
Мне как-то удалось повернуть его, ввалиться в большую гостиную, добраться до телефона. Моим пальцам удалось нащупать кнопки, определить, какая из них — девятка, а где находится единица. Я с достаточной силой нажала на них, так что кнопки пискнули, а затем, без предупреждения, я отключилась.
Я поняла, что нахожусь в больнице. Я была окружена чистым запахом больничных простыней.
Следующим, что я поняла, была боль во всем теле.
Кто-то был со мной в комнате. Не без усилия мне удалось открыть глаза.
Энди Бельфлер. Его квадратное лицо было еще более изможденным, чем когда я видела его в последний раз.
— Ты меня слышишь? — спросил он.
Я кивнула. Движение было слабым, но оно отдалось волной боли в голове.
— Мы задержали его, — сказал он, и стал рассказывать что-то дальше, но я заснула.
Я проснулась снова днем, на этот раз уже более ожившей.
Кто-то был в комнате.
— Кто здесь? — спросила я, и мой голос вырвался с болезненным скрежетом.
Со стула в углу комнаты поднялся Кевин, скатывая журнал с кроссвордами и засовывавая его в карман формы.
— Где Кения? — прошептала я.
Он неожиданно усмехнулся.
— Она просидела здесь пару часов, — объяснил он. — Скоро вернется. Я послал ее за обедом.
Его худое лицо и тело представляли собой символ одобрения.
— А ты крепкий орешек! — добавил он.
— Не чувствую себя крепкой, — удалось произнести мне.
— Тебе просто больно, — сообщил он мне, словно я этого не знала.
