Наконец меня вместе с большинством попутчиков определили в камеру, к таким же людям, как я. И на том спасибо, мало ли эти тиранозаврики кушают человечину, тем более что челюсти у них огого.
Как только меня завели в камеру и закрыли дверь, я попытался пообщаться со стоящим ближе всех человеком, мужчиной лет сорока. Где жестами, где мимикой я хотел узнать, что нас ждёт дальше. Что ж в какой-то степени он мне ответил.
На мои энергичные попытки изъяснится с помощью жестов, старик ответил взгляд полным такой обречённости и отчаяния, что я тут же отшатнулся от него.
Самые худшие мои подозрения оправдались. Живым всем нам отсюда точно не выбраться.
Наверно, нужно было что-то сделать в такой ситуации. Я даже попытался начать строить планы побега. В какой-то момент атмосфера царившая в камере захлестнула меня. Все мои планы тут же обрушились. Еле переставляя ноги, я доплёлся до решетки, обессиленно привалился к ней и заснул беспокойным сном.
...Вот уже месяц, как я нахожусь в гостях у некромантов, а со мной так ничего и не сделали, чему я был несказанно рад. По крайней мере - пока.
Нас кормили три раза в день и никоим образом не пытались обидеть, поэтому я постепенно успокоился и не вскакивал более от каждого шороха. Настораживало только то, что изредка приводили новых людей, но камеры при этом никогда не заполнялись полностью. Я ни разу не видел, как кого-нибудь уводили, так что сначала грешил на диназавров, которых недавно подселили к нам. Но потом всё же отмёл этот вариант, как бредовый.
Факты были против этого. Начать с того, что они довольно живо лопали ту кашу, которую приносили нам молчаливые стражи и закончить тем, что я никогда не видел на них следов крови.
Еду нам приносили такие же стражи, которые привезли меня сюда. Разве что доспехи у тюремщиков были немного другой формы. Вот и всё отличие. Фирменная ледяная аура у этих стражей тоже была.
Всё своё свободное время я думал, над тем куда забирают людей? Отпускают? Глупо. Убивают или делают, что-то похожее? Скорее всего, потому как те, кто пропадают из камеры, еще ни разу не возвращались назад. Меня беспокоил то, что рано или поздно очередь дойдёт и до меня, а я понятия не имею, что происходит с теми, кого забирают. Это... нервировало и пугало меня.
В последнее время, я почти перестал спать и только сегодня решился немного вздремнуть. Тюремщики, как будто только этого ждали. Конечно, это глупость, просто так сложилось, но я не уставал сетовать на судьбу той ночью.
Произошло всё тихо и буднично. Среди ночи меня подняли на ноги. Тут же сноровисто заставили выпить какой-то дурно пахнущей жижи, после которой я почувствовал слабость во всём теле. Чуть не рухнул обратно на пол, но меня поддержали под руки охранники.
В таком состоянии меня и потащили наверх. Снова коридоры пустой в такое время академии некромантов. У меня всё путалось перед глазами, поэтому я не могу с уверенностью сказать куда меня вели. Чувствовалось только, что наверх.
После недолгих плутаний лабиринту внутренних помещений, меня занесли в странную круглую комнату. Пока меня тащили к неприметной дверце в другом её конце, я успел разглядеть странный каменный постамент, стоящий посреди комнаты. Его поверхность была абсолютно ровной, за исключением нескольких тонких желобков вырезанных в камне.
Я так и не успел понять предназначение этого странного элементы обстановки, так как охранники, дойдя до дверцы, открыли её и бесцеремонно забросили меня внутрь маленькой каморки. После того, как они закрыли дверь, последнее, что я услышал, были их удаляющиеся шаги. Через несколько минут я под воздействием толи усталости толи непонятного снадобья с чистой совестью вырубился.
Разбудили меня голоса, пока ещё слабые. Доносились они похоже из той комнаты, через которую меня протащили ночью.
Говорили, судя по голосам двое: молодой парень и пожилой мужчина. Что-то, обсуждая между собой, голоса постепенно приближались к моей каморке.
Неизвестно откуда взявшаясь решимость заставила моё тело подскочить на ноги. Я приготовился подороже, продать свою жизнь, так как ничего хорошего от жизни уже не ждал. Напряжение все возрастающее после пробуждения скручивалось во мне в тугую пружину.
