— Вы врач? — спросила я, с глухим стуком ставя пустую кружку на кофейный столик. Затем я подумала, что мне обязательно надо раздобыть рецепт этого заговора. Прямо сейчас я нигде ничего не чувствовала.
— Нет. — Скомкав пропитанные водой и кровью полотенца, Кизли бросил их на пол.
— Тогда откуда у вас все эти инструменты? — поинтересовалась я.
— Не люблю больницы, — кратко ответил старик. — Маталина? Почему бы мне не наложить внешние швы, а тебе не закрыть кожу? Уверен, твоя работа еще глаже моей. — Он грустно улыбнулся. — Ручаюсь, Рэчел по достоинству оценит меньший по размеру шрам,
— Очень помогает, когда находишься в дюйме от раны, — заметила Маталина, явно обрадованная тем, что ее попросили помочь.
Кизли натер мне шею каким-то холодным гелем. Я внимательно изучала потолок, пока он брал ножницы и подравнивал, как мне подумалось, рваные края раны. Наконец, удовлетворенно хмыкнув, старик выбрал себе иголку и нитку. Я ощутила нажим на шею, затем за нее что-то потянуло, и я втянула в себя глубокий вдох. Затем мои глаза переметнулись на Айви, когда она вошла в гостиную и наклонилась к самой моей шее, почти перекрывая Кизли свет фонаря.
— А как насчет вот этой? — спросила Айви, указывая пальцем. — По-моему, она сильней всего кровоточит.
— Нет, — сказал Кизли, делая очередной шов. — Вскипяти-ка лучше еще кастрюлю, ага?
— Может четыре кастрюли? — предложила Айви.
— Если не трудно, — протянул старик, продолжая меня зашивать. Не сводя пристального взгляда с часов, я считала, сколько раз он протягивает нитку. Шоколад укладывался у меня в желудке далеко не так хорошо, как я ожидала. Швов мне не накладывали с тех самых пор, как один мой бывший друг спрятался в моем школьном шкафчике и прикинулся верлисом. День закончился тем, что нас обоих выгнали из школы.
Айви немного поколебалась, затем подобрала ворох влажных полотенец и унесла их на кухню. Зашумела вода, и из душевой послышался еще один крик, за которым последовал глухой стук.
— Может, прекратишь это делать? — заорал разъяренный Ник, и я не смогла удержаться от лукавой улыбочки. Очень скоро Айви вернулась в гостиную и опять принялась висеть у Кизли за плечом.
— По-моему, этот шов недостаточно плотный, — заметила она.
Я неловко зашевелилась, увидев, как Кизли нахмурил морщинистый лоб. Старик мне нравился, а Айви вела себя как чертова зануда.
— Послушай, Айви, — пробормотал Кизли, — почему бы тебе не проверить территорию по периметру?
— Там Дженкс. У нас полный порядок.
Кизли стиснул зубы, и жесткая кожа вокруг его рта тут же пошла складками. Не отрывая глаз от работы, он медленно вытянул зеленую нитку.
— Ему может понадобиться помощь, — заметил старик.
Айви резко выпрямилась. Затем сложила руки на груди, и ее карие глаза стала туманить чернота.
Крылышки Маталины превратились в смутное пятно, когда Айви опять наклонилась поближе, перекрывая Кизли свет.
— Уходи, — негромко сказал Кизли, не двигаясь с места. — Не стой над душой.
Айви подалась назад, и рот ее сам собой раскрылся, как будто от шока. Затем ее широко распахнутые глаза обратились на меня, и я изобразила извиняющуюся улыбку, соглашаясь с Кизли. Тогда Айви оцепенела и резко развернулась. Ее сапожки громко застучали по деревянному полу коридора, удаляясь в святилище. Я вздрогнула, когда по всей церкви разнесся громкий гул от бешено захлопнутой двери.
— Извините, — вымолвила я, чувствуя, что кому-то здесь следует попросить прощения.
Кизли мучительно выпрямил спину.
— Она очень за тебя тревожится, но не знает, как это показать, не укусив тебя в шею. Либо так, либо ей просто не нравится собственная неуправляемость.
— Айви здесь такая не одна, — сказала я. — Я уже начинаю считать себя полной неудачницей.
— Неудачницей? — выдохнул Кизли. — И как ты, интересно, к такому выводу пришла?
— А вы получше на меня посмотрите, — сказала я. — Я же сущая развалина. Я потеряла столько крови, что даже стоять не могу. С тех пор, как я уволилась из ВБ, сама я ничего толком не сделала. Если, конечно, не считать того, что я позволила Тренту Каламаку себя поймать и чуть было не сделать кормом для крыс. — Я уже больше не чувствовала себя сыскным агентом. «Папа был бы жутко разочарован», — подумала я. Мне следовало остаться там, где я была, целой и невредимой. И спятить там от тоски.
