Уже светало, но все намеревались продолжать веселье. Фредди предложил мне нюхнуть кокаин, но я в эти игры не играю и потому ответил:
— Нет уж, спасибо, не употребляю.
У меня случались редкие эксперименты с марихуаной, но ничего более тяжелого я никогда не пробовал. К тому же я изрядно нагрузился спиртным, и мне приятнее было играть с двумя кошками Фредди, Тиффани и Оскаром, чем что-то пихать себе в нос.
Не обращая внимания на галдеж гостей, мы с Фредди постоянно флиртовали — переглядывались, подмигивали, кивали, прикасались друг к другу. И в конце концов оказались в постели — совсем пьяные и способные лишь на неуклюжие поглаживания. Фредди нежно прижимался ко мне. Мы болтали, а потом оба вырубились. Проснувшись утром, обнялись и продолжили разговор. Стали обсуждать, кто чем зарабатывает на жизнь, и я сказал, что я парикмахер.
— А я певец, — ответил он и предложил пойти на кухню выпить чаю.
Примерно в полдень я засобирался домой. Фредди дал мне свой номер телефона.
— Спасибо, принято, — сказал я. — А ты запиши мой.
После той ночи Фредди так и не перезвонил, да и сам я о нем вообще не думал.
Однако через три месяца, в начале лета, он вдруг напомнил о себе. В пятницу я вернулся домой с работы и принялся готовить ужин: сосиски, пюре, горох и жареный лук. Только я поставил картошку вариться, как раздался телефонный звонок. Госпожа Тавернер позвала меня, и я спустился вниз.
Голос в трубке тихо произнес:
— Узнаешь меня?
Я перечислил несколько имен, но не угадал.
— Это Фредди, — сказал он. — У меня намечается ужин в узком кругу. Приходи.
— Не могу, — ответил я. — Я только что начал готовить.
— Немедленно выключай плиту, — потребовал он. — Приходи. Обещаю, ты хорошо проведешь время.
Я выключил плиту и отправился к Фредди. Бутылки вина у меня не нашлось, но я чувствовал: нужно что-то принести в качестве презента. И на вокзале Виктория купил Фредди две веточки фрезий по 1,99 фунта каждая.
На автобусе я доехал до Кенсингтон-Хай-стрит и направился к его дому. «Дурак, ты просто свихнулся!» — говорил я сам себе. Никогда прежде я не дарил парням цветы и сейчас удивлялся своему порыву. Вдобавок фрезии выглядели какими-то жалкими, стыдно такие дарить. Повернув на Стаффорд Террас, я выбросил их в первую попавшуюся урну. Я и не подозревал, что это одни из любимых цветов Фредди, и, если бы в тот день я ему их принес, он бы сошел с ума от счастья.
Так что, когда Фредди открыл мне дверь, я одарил его лишь широкой улыбкой. Мы обнялись и спустились в гостиную. Мне предстояло познакомиться с остальными, а их было примерно шесть человек.
Перед знакомством с компанией Фредди меня охватило сильное волнение. Мы поднимались в столовую, как вдруг кто-то схватил меня за плечо и с наигранной обидой произнес:
— Ну вот, уже и старых знакомых не замечаешь!
— Господи. — Я пригляделся. Это был Питер Фристоун, с которым я работал еще до отеля «Савой», в универмаге «Селфриджес», что на Оксфорд-стрит. Я тогда помогал продавать парики и аксессуары для волос, а Питер был менеджером ресторана «Орчард» на цокольном этаже. Позднее он устроился костюмером в Королевский оперный театр, а теперь стал круглосуточным личным помощником Фредди.
Питеру было чуть за тридцать. Под два метра ростом, мощный, упитанный, он возвышался над всеми, и с его круглого лица не сходила дружелюбная улыбка. Типичный добряк.
Друзья во главе с Фредди всегда называли Питера Фиби. Фредди вообще любил давать приближенным прозвища — обычно имена противоположного пола. Сам он был Мелиной, в честь легендарной греческой актрисы Мелины Меркýри, а Джо — Лайзой Фаннелли, или просто Лайзой. (Я же, пока мы были вместе, обращался к Фредди исключительно по имени, хоть и назвал свою книгу «Меркьюри и я».)
Во время ужина я сидел рядом с Фредди. Он снова нюхнул кокаина и болтал без умолку. Его так накрыло, что он, казалось, готов был разговаривать со стенами.
После ужина мы отправились в «Хэвен», но через несколько часов выдохлись и вернулись на Стаффорд Террас. Все гости Фредди, особенно парень по имени Пол Прентер, всячески пытались выведать, кто я такой.
