– Господи! – воскликнула Кейти. – Словно привидение!
Я заметила, как Дэвид ладонями потер щеки. Увидела, как он распрямился, как вытер ладонью губы, словно надевал широкую рабочую улыбку.
– Просто сипуха ищет, где бы погреться, бедолага, – легко произнес он.
Думаю, никто, кроме меня, не услышал в его голосе напряжения.
– Будет снег, давайте-ка побыстрее в дом, собираться к ужину. Я сегодня хорошо поем в последний раз. Завтра и много дней после этого мне придется готовить самому.
Он посмотрел на меня, и его широкая улыбка на мгновение угасла, когда мы встретились потемневшими глазами.
– Ты голодная, Мэрри? – решительно спросил он, словно хотел, чтобы я притворилась, что не заметила его суеверного страха.
Я оттолкнулась от стены и встала прямо.
– Умираю, есть хочу, – сказала я.
Голос у меня был слабый, но остальные ничего не заметили. Речь Дэвида для того и произносилась, чтобы они начали работу над новым представлением, исполненные уверенности.
Он хотел, чтобы они друг другу всецело доверяли, чтобы работали без него так же, как последние два месяца. Он хотел благословить их перед дорогой. И уж точно не хотел, чтобы они пали духом и испугались, что с суеверными кочевыми людьми случается легко.
Мы закружились по амбару, закрывая печку, задувая лампы, кроме той, что должна была осветить нам путь домой через луг. Снаружи я осмотрелась в поисках совы, но она исчезла.
За ужином мы все слегка напились. Роберт расчувствовался, стал щуриться, глядя в блестящую крышку стола, а потом настойчиво петь громкие печальные баллады. Дэвид заявил, что все валлийцы – прирожденные певцы, их даже учить не надо, и выдал убедительное свидетельство на непонятном языке, чтобы подтвердить свои слова. Дэнди очень мило плясала, задрав юбки, а Кейти спела непристойную кабацкую песню. Мы с Джеком от выпитого молча отупели, хотя выпили бокала по два, не больше.
В одиннадцать Роберт объявил отбой.
– Завтра работаем, как обычно, – сказал он.
– Я, когда вы встанете, уже уеду, – сказал нам троим Дэвид. – Попрощаемся сейчас.
Он распахнул руки и обнял нас троих: Кейти, Дэнди и меня. Кейти он звонко поцеловал, потянул в сторону и прошептал ей на ухо что-то, от чего она покраснела и захихикала. Дэнди он на мгновение поднял и крепко прижал, а потом поставил на ноги.
– Держите голову на плечах и толкайтесь по счету, – сказал он. – Если поймете, что трюк не получается, падайте в сетку. И не ленитесь! Каждый день занимайтесь!
Он повернулся ко мне и обнял.
– Хотел бы я, чтобы ты поднялась на площадку, Мэрри, – сказал он. – Но и сказать не могу, как мне жаль, что ты упала.
Я вздрогнула.
– Я еще не раз буду падать, – сказала я, подумав о Море, которого предстояло объезжать под седло.
Джека Дэвид обнимать не стал. Он взял его за плечи и посмотрел в его бесхитростное открытое лицо.
– Теперь ты за них отвечаешь, – сказал Дэвид. – Твое дело – беречь летуний. Поклянешься мне жизнью, что сделаешь это?
Джек удивленно моргнул, услышав, каким тоном говорит Дэвид.
– Да, – просто ответил он. – Сделаю все, что смогу.
Я почувствовала, как у меня сжимаются кулаки – так бывало, когда я боялась.
Дэвид вгляделся в лицо Джека и улыбнулся.
– Что ж, удачи вам, всем троим, – сказал он.
Он кивнул поверх наших голов Роберту.
– У вас остаются мои указания, – сказал он. – Если я понадоблюсь, чтобы выучить новый трюк, или потренировать еще, я всегда рад поработать с твоими ребятами.
Роберт поднялся из-за стола и с улыбкой пожал Дэвиду руку.
– Очень тебе благодарен, – сказал он. – Все даже лучше, чем я мечтал.
Дэвид проводил нас до кухонной двери. В комнате было уютно, печка была растоплена на ночь. В корзине спала собака. У огня свернулась кошка. Мы открыли заднюю дверь, и в дом ворвался порыв ледяного ветра, принесший вихрь снежинок. Дэнди и Кейти натянули на головы шали, ссутулились и помчались по дорожке к конюшням. Я замешкалась на пороге, не обращая внимания на снег. Дэвид выжидающе на меня посмотрел.
– Это что-нибудь значит? – спросила я. – В балагане? К чему сова пролетает над ареной? К чему влетает птица?
Дэвид спокойно улыбнулся.
