- Знаешь, Всеслус, ты, конечно, волен принимать любое решение, но это ведь ты говоришь не о службе, не о деле, а о дружбе, - мой голос постепенно затухал. Я и сам был не уверен, что не зря затеял этот разговор.
- Ты не думай, я не буду навязываться, - поправился он быстро. Сейчас вот было видно, что он еще ребенок. - Я хочу посмотреть, как у вас с Левроком.
- Зачем? - теперь уже я был в ужасе. Интересно, он хоть понимает, что говорит или нет? Значит, сначала я его не так понял. Я-то посчитал, что он хочет стать моим другом, а он...
- У нас на такое и посмотреть негде, - сказал он мне это так, что зубы и челюсть свело в судороге.
- Всеслус, ты меня прости, - я не хотел смотреть в его глаза. Если человек хочет увидеть такое, то, как же жутко он жил до этого, мне и думать не хотелось. - Я понял не так. Да и вообще, я-то посчитал, что тебе понравился, ты поэтому и хотел с нами поехать и мир повидать, и друзей найти.
Этим всем я подарил надежду. Внутренний голос сказал, что я нажил очень много проблем и ответственности, которая мне совершенно не нужна. Теперь бы еще понять сделал я это из жалости или из глупости. Душа возликовала, сообщив, что, наконец, я научился ее слушать. Тут же от моего сердца последовала куча указаний, что я должен сказать Мете. Приказав ей заткнуться на эту тему, я сообразил, что мы едем по Ганзикону.
- Чувствуешь воздух? - вклинился в наш разговор Рига. - Надо отдохнуть. И правильно было бы позвать Мету и Манью. Надо подышать.
Теперь и я отдал себе отчет, что воздух здесь раскаленный, песок и пыль, вперемешку с красной землей. Здесь и солнце другое. Влажность такая, что я взмок.
Ребята выбрались из-под телеги, разглядывая Ганзикон. Особо меня интересовала реакция Меты. Девушка смотрела на все подолгу и щурила глаза.
- Сделай воздух, - попросил Рига.
- Да, - махнула она рукой. Вокруг нас воплотился купол с весьма прохладным воздухом. Я потер лоб, желая успокоиться.
- Мета, ты довольна? - я спросил из довольно неясных побуждений. Но для меня ее ответ был очень важен.
- Я пока не знаю, Сьша, - она повернулась к Маньи и заговорила о чем-то специфически магическом.
Необоснованно я боялся Ганзикона. Ничего страшного не происходило вот уже трое суток. Манья и Мета занимались лечением тех троих несчастных, которых мы теперь опекали. Я все больше времени проводил со Всеслусом. Мне хотелось расспросить его о жизни, понять, как он жил до этого.
- Я уехал с разрешения. У меня это называется "воспитание мудрости". Каждому из рода разрешается ездить, чтобы понять, что в жизни все сволочи, нет честности, нет дружбы, любви, радости.
- Зачем это? - с каждым его откровением я все больше и больше ужасался.
- Объяснять это бесполезно, - Всеслус смотрел на меня своими честными глазищами, я немел, а он продолжил: - Надо все понять самому, убедиться.
- И зачем?
- Затем, что тогда сможешь жить без сантиментов, править достойно, - спокойно и заученно продекламировал он.
- И ты поехал убедиться?
- Я поехал потому, что всегда есть шанс, что мне повезет, - улыбнулся Ильик.
Ночью караулили я и Мета. Даже Рига забрался в тележную комнату. Мы улеглись на телеге и стали болтать. Всякая дребень приходила в голову. Но как раз на моменте обсуждения, какая длина платьев предпочтительнее для разных случаев и возрастов, нас грубо прервали. Это было нападение.
Это был Икрых. Я опять получил по башке дубиной. Признаюсь, что не заметил, как это случилось, но Икрых смог добраться до телеги, минуя силовое защитное поле Меты. Она тоже была обездвижена.
- Сьша, - шипел Икрых, - Сьша, очнись придурок, - повторял кто-то надо мной.
Я пришел в сознание, желая, чтобы к голове приложили холодного льда.
- Икрых? - в глазах двоилось. Два Икрыха гладили меня по щеке.
- Сьша, ты что здесь? - я пребывал в шоке, поэтому даже не вник, что говорю с ним нормально.
- Еду с друзьями, - я постарался повернуть голову. Где-то должна быть Мета. Внезапно меня затопил дикий страх за нее. Я подскочил на телеге так, что вышиб неандертальцу челюсть.
- Пыхчах! - на меня бросился другой неандерталец.
