Я беспомощно гонял мозги уже по десятому кругу, пытаясь хоть что-нибудь придумать. Геллия поставила мне «шах», и лишь от меня зависит, будет это «мат» или нет.
Вот только в голову лез всякий бред.
— Ну… Конец тебе, внучка Вотана. Отнесу Зигфриду твою голову в обмен на голову деда…
Каждое мое слово чуть расширяло зрачки блондинки.
— Конец мне?! Я человек, и как смеешь ты, зверь, так разговаривать со мной?
Я только состроил кислую мину:
— Ой, умоляю. Тут тоже был один Ламберт, все корчил из себя великого…
— Ландрухт! — крикнули из отряда. — Не коверкай имя нашего госпо…
— Какой Ландрухт? — ответили крикунам там же. — Он же Ландерс был!
Геллия приложила пальцы ко лбу и покачала головой:
— Все, поняла, какой Ламберт. Тоже не могу запомнить имя, а теперь и не нужно, — она усмехнулась, а потом спросила. — Ну, и зачем тебе голова деда?
Посвящать ее в свои дела я не собирался. Да и мало ли, узнает про живого Эзекаила, этого павшего ангела, живущего на Древнем Перевале. Начнет искать способы объединиться с сильным союзником, и тогда всем вообще кирдык.
— Повешу над камином, — оскалившись, проворчал я. — Буду попыхивать в трубку и смотреть теплыми вечерами…
— Трубку?! — она с сомнением оглянулась на поселение Рогачей. — Какую трубку? Что значит, попыхивать?
— Волк несет такую хрень, удивился Жук-олень, — прошептал Буру.
На миг возникла пауза, но разговор снова начала блондинка.
— Это хорошо, что голова сохранилась, — сказала она. — У деда был один секрет. Ты же знаешь, наверняка, какой? — Геллия улыбнулась, жадным взглядом оценивая меня.
Когда вот так на тебя смотрит прекрасная женщина, это чего-то да стоит. Вот еще ситуация была бы другая… Ясно, что про частицу Абсолюта эта стерва знает, но перед своим окружением особо не распространяется.
— Кстати, ты знаешь, почему исчез род Белых Волков? — она стала рассматривать ногти, блестящие в лунном свете. — Бедные зверушки, и все только первой ступени.
В зарослях кто-то засмеялся.
— Что за стая такая из первых ступеней? — послышался крик.
— Да это ж почти первушники! — поддакнул весельчак.
Геллия кивнула:
— Закрыты дядиным барьером, слабая тень великого рода Диких Волков. Мне было их так жалко…
Я почувствовал, как вздыбилась шерсть на загривке. Ну, если бы она у меня была, то я бы сейчас был похож на скалящегося в бессильной злобе волка.
— Да, да, вот ведь как бывает, — вздохнула Геллия. — Я чувствовала, что должна была помочь…
— Ну так и помогла бы, сняла барьер, — процедил я сквозь зубы.
Ох, как же я злился. Даже огонь ответил в душе на это и стал подпитывать ярость. Ну вот, пытался вывести противника из равновесия, а сам клюнул на такую же уловку.
— Ну, не все же такие одаренные, как дядюшка Зигфрид, — отмахнулась Геллия и упрямо поджала губы. — Он же у нас отмеченный Небом, такой весь правильный.
— Воздух дует, кормит пламя, разгорается огонь, — прошептал рядом Буру, — Волк, возьмись скорей за камень, и закроет душу бронь.
Я, стиснув зубы, попытался, как подсказал Рогач, ухватиться за стихию земли. Каменную рубашку я знал, как делать, но в таком состоянии, как сейчас, это было трудно. Неужели она поможет не злиться?
— Ой, помолчал бы уж, чокнутый Жук, — усмехнулась Геллия, а потом взглянула на меня и выстрелила словами, будто в сердце целила. — Это я приказала уничтожить род Белых Волков.
Она расплылась в такой мерзкой улыбке. Я понял, что сейчас сорвусь в последний бой, как вдруг… щелк!.. что-то оборвалось в душе, потому что разгоряченный работой мозг ухватился за ниточку.
За такую тонкую, но верную ниточку.
— Уничтожить, говоришь? — переспросил я.
— Да, — она смаковала каждое слово. — Для жалких зверушек, доживающих свой век в самой грязи, под ногами старшей стаи, было лучшим уделом…
Но я перебил ее:
— А Шмелиный лес тебе тоже жалко? — уже намного громче спросил я. — Поэтому ты хочешь его уничтожить?
— Ой, да велика потеря… — начала было Геллия, но вдруг осеклась.
Голубые глаза, отбрасывающие в ночи стальной блеск, сузились. Кажется, блондинка смекнула — что-то в разговоре пошло не так.
— Как уничтожить?! — раздалось из леса.
