Меня зовут Фрайди - страница 13

Наши люди ударили по дому, проникли внутрь. Те четверо, кому это было приказано, освободили тебя. Один из них, к слову сказать, был вооружен только ножовкой. Все было сделано за три минуты одиннадцать секунд. Потом мы подожгли дом.

— Босс! Вашу прекрасную ферму!

— Фрайди, когда корабль идет ко дну, нет смысла спасать скатерти в кают-компании. Ферма нам больше не понадобится. Да, при пожаре в доме погибло множество секретных отчетов и уйма ценнейшего оборудования. Но самое главное — поджог помог нам быстро избавиться от тех, кто узнал все наши тайны. До того как мы подожгли дом, мы выставили со всех сторон охрану, и всех, кто пытался выбраться из дома, пристреливали на месте.

Вот тогда-то я и заметил твоего знакомого — Джереми Рокфорда. Ему попали в ногу, когда он пытался удрать через восточный выход. Он опять убрался в дом, потом решил попытаться выбраться через другой выход, но и это ему не удалось — выйти он не смог. Он так орал, что, уверяю тебя, ты можешь быть спокойна — смерть его была нелегкой.

— О Босс, поверьте, когда я говорила, что хочу отомстить ему, я вовсе не собиралась сжигать его заживо!

— Если бы он не уподобился лошади, бегущей от страха обратно в горящую конюшню, он умер бы так, как умерли остальные — быстро, от выстрела лазерной винтовки. Мы убивали их на месте, пленных не брали.

— Даже для допроса?

— Наверное, это было неправильно, так я думаю, по крайней мере. Но, дорогая моя Фрайди, ты бы видела, что там творилось! Ведь все наши слушали записи — по крайней мере, изнасилования и последнего допроса с пытками. Да наши парни не стали бы брать пленных, отдай я даже такой приказ. А я приказа не пытался отдавать. Я хочу, чтобы ты знала, как высоко ценят тебя твои товарищи. Многие из них тебе знакомы, но есть и такие, которых ты никогда не видела и вряд ли когда-нибудь увидишь.

Босс потянулся за костылями, оперся на них, встал на ноги.

— Я уже лишних семь минут с тобой говорю. Тебе нужно отдохнуть. Завтра я снова зайду. Сейчас придет сестра и даст тебе снотворного. Спи и поправляйся.

Несколько минут я пробыла в одиночестве. Мне было так хорошо. Слова-то какие… «Как высоко тебя ценят твои товарищи!» Знаете, когда вы одиноки, такие слова означают все. Они так согрели меня, что я даже забыла, что я — не человек.

Будет и на моей улице праздник — это когда я шефа переспорю. Сомневаетесь? Ну почему же? Мне иногда везло — то есть бывали дни, когда я не проигрывала в споре с ним. В те дни, когда он меня не навещал.

А началось все с того, что мы с ним полностью разошлись во мнениях по поводу того, когда должно закончиться мое лечение. Я чувствовала себя в силах либо отправиться домой в отпуск, либо вернуться к работе дня через четыре. Не скажу, конечно, что я горела желанием опять схватиться с кем-нибудь врукопашную, но какое-нибудь несложное задание я вполне могла бы выполнить. Но больше всего меня тянуло в Новую Зеландию. Все мои раны зажили. Да и было-то всего: ожоги кое-где, четыре сломанных ребра, простые переломы большой и малой берцовых костей на левой ноге, множественные переломы костей на правой, перелом основания черепа без осложнений, ну и еще (неприятно, конечно, кто спорит, но к работе это никакого отношения не имеет) — кто-то умудрился отрезать или откусить у меня правый сосок.

Последнее, а также ожоги и переломы пальцев на ноге я помнила. Остальное, по всей видимости, произошло, когда я была без сознания.

Босс заявил:

— Фрайди, ты должна понимать, что на регенерацию соска уйдет не меньше шести недель.

— Да, — согласилась я, — но если сделать пластическую операцию, на это уйдет всего неделя. Доктор Красный так мне сказал.

— Девочка, если ты собираешься работать у меня, ты должна привести себя в полный порядок, и для этого я готов поднять на ноги всю современную медицину. Я точно так же заботился бы о любом другом сотруднике, но с тобой — случай особый. Мы все призваны беречь и сохранять в этом мире красоту. У тебя удивительно красивое тело. Оно должно остаться совершенным.

— Но мне же сказали, что пластической операции достаточно! К тому же мне совершенно безразлично, будет ли когда-нибудь плескаться молоко в этих бидончиках. А уж тому, кто будет со мной в постели, и вообще до этого дела не будет…