— Вздор, не беда! Не обращайте внимания!
И это было все, о чем бы ни шла речь. Однажды его родной сын Арак пробежал восемь кварталов до парикмахерской, где он холил свои усищи, чтобы сообщить ему, что в доме пожар. В ответ дядя Хосров приподнялся в кресле и прорычал:
— Вздор, не беда! Не обращайте внимания!
Парикмахер сказал:
— Но ведь мальчик говорит, в вашем доме пожар!
А Хосров прорычал на это:
— Хватит! Не беда, я сказал!
Кузена Мурада считали прямым потомком этого человека, хотя отцом Мурада был Зораб, вполне как раз практичный, земной — и только. Такое встречалось в нашем роду. Человек мог быть родным отцом по духу. Распределение разных характеров в нашем роду было с самого начала прихотливым, затейливым.
Так вот, мы ехали верхом, и кузен Мурад пел. Как будто мы очутились на нашей старой родине, откуда, по словам соседей, происходила наша семья. Мы пустили коня бежать сколько хочет.
Наконец Мурад сказал:
— Слезай. Я хочу покататься один.
— А мне ты дашь поездить одному? — сказал я.
— Это как лошадь захочет, — сказал Мурад. — Слезай.
— Лошадь-то мне позволит, — сказал я.
— Посмотрим, — сказал он. — Не забывай, что я-то умею обращаться с лошадьми.
— Ладно, — сказал я. — Как ты умеешь обращаться. так я тоже умею.
— Будем надеяться, — сказал он. — Ради твоей безопасности. А пока слезай.
— Хорошо, — сказал я. — Но не забудь: ты обещал, что дашь мне покататься одному.
Я соскочил на землю, а Мурад ударил коня пятками и закричал:
— Вперед, пошел!
Конь стал на дыбы, захрапел и бешено пустился вскачь; я никогда не видел ничего чудеснее. Кузен Мурад погнал коня через поле с выгоревшей травой к оросительной канаве, переправился через канаву верхом и минут через пять вернулся весь мокрый.
Всходило солнце.
— Теперь моя очередь, — сказал я.
Кузен Мурад соскочил на землю.
— Садись, — сказал он.
Я вскочил на спину коню, и жуткий, невообразимый страх пробрал меня на минуту. Конь не двигался с места.
— Поддай ему пятками, — сказал Мурад. — Чего ты ждешь? Мы должны вернуть его на место, пока народ не повысыпал из домов.
Я ударил коня пятками в бока. Он опять, как и у Мурада, стал на дыбы и всхрапнул. Потом пустился вскачь. Я не знал, что мне делать. Вместо того чтобы скакать по полю к оросительной канаве, конь устремился через дорогу к винограднику Тиграна Халабяна и запрыгал через кусты винограда. Он успел перепрыгнуть в полдюжины кустов, когда я упал. Потом он поскакал куда-то дальше.
Прибежал кузен Мурад.
— За тебя я не боюсь, — кричал он. — Лошадь нужно поймать, вот что. Ты беги в эту сторону, а я в ту. Если она попадется тебе, будь с ней поласковее. Я буду поблизости.
Я побежал по дороге, а кузен Мурад через поле в оросительной канаве.
Ему понадобилось с полчаса, чтобы найти коня и привести его обратно.
— Скорей, — сказал он, — садись. Весь свет уже на ногах.
— Что же нам теперь делать? — говорю я.
— Ну, — сказал он, — одно из двух: или нужно отвести его на место, или спрятать где-где-нибудьдо завтрашнего утра.
Сказано это было без особого беспокойства, и я понял, что лошадь он спрячет, а не отведет на место. Во всяком случае, не сейчас.
— А где мы ее спрячем?
— Я знаю одно место.
— Давно ты украл эту лошадь?
Меня вдруг осенило, что он уже давно разъезжает верном по утрам и сегодня заехал за мной только потому, что знал, до чего мне хочется покататься.
— Кто говорит, что я украл?
— Ну, а все-таки, когда ты начал ездить верхом по утрам?
— Сегодня в первый раз.
— Это правда?
— Конечно, нет, — сказал он. — Но если мы попадемся, ты должен так говорить. Я вовсе не хочу, чтобы мы с тобой оба оказались лгунами. Тебе известно только то, что мы начали ездить сегодня утром.
— Ладно, — сказал я.
Мы потихоньку отвели коня в сарай на одном заброшенном винограднике, который когда-то был гордостью фермера по фамилии Фетваджян. В сарае было немного овса и люцерны.
Оттуда мы пешком отправились домой.
— Нелегко было, — сказал мой кузен, — так сразу приручить эту лошадь. Сперва она все хотела побегать на свободе, но, как я тебе уже говорил, я знаю секрет, как с ними обращаться. Я могу сделать так, что она захочет делать все, что мне надо. Лошади меня понимают.