— Откуда такая информация?
— Да есть у меня товарищ. Он у «Марсинок» компы чистит. Вот и подсмотрел.
— А груз?..
— Не знаю. — Дима пожал плечами. — Это только догадка. Ну не будут же америкосы из-за какой-то развалины людей давить?! Что-то военное там, наверняка.
Павел покивал, согласившись, что здесь не всё так просто, как казалось вначале. Затем предложил:
— Перебирайся давай ко мне, дальше вместе поедем.
Дима, казалось, немного удивился. Глянул в сторону «полтинника» и отрицательно покачал головой.
— Грузовик бросать жалко. — Он вдруг оживился, будто вспомнил что-то важное. — Слушай, загляни там ко мне в брюхо. Вынеси сумку большую. Синюю. У меня идея одна появилась.
— Ладно, сейчас.
Павел забрался в «Кавалет» и огляделся во внутреннем сумраке. Вполне обычное убранство. Баллон с кислородом, аптечка, холодильник, две койки, шкафчик. Сумки видно не было. Марсобойщик заглянул в шкафчик. Посмотрел под койками. Нахмурился.
— Что-то не вижу! — крикнул он. — Где она лежит?
Ему никто не ответил. Развернувшись, Павел выглянул в окно. И тут же резво выскочил из грузовика. Его «полтинник» сдвинулся с места и начал удаляться, постепенно набирая ход.
— Стой! — заорал Павел, пытаясь догнать свой грузовик. — Стой, сука! Убью!
«МААЗ» резво разогнался, оставив за собой пыльный след. Павел бежал сколько мог, шаги путались, низкая гравитация мешала ускориться. Наконец, он бессильно упал на песок, тяжело дыша и держась за разрываемый болью бок.
Нет грузовика. Нет надежды. Нет будущего.
Это крах.
***
В окна «Кавалета» заглядывали звёзды. Мерно гудела автономка, обогревая застрявший посреди пустыни грузовик. Павел лежал на нижней койке, закинув руки за голову и глядя в потолок. Темнота казалась враждебной, чужой, страшной. Воображалось, будто вокруг машины, ощущаемая внутренним чувством, шагала смерть.
Послышался тонкий скрип, что-то негромко лязгнуло. Павел скосил взгляд и увидел, как небольшая дверца позади противоположной койки начинает открываться, впуская таинственного гостя. Повеяло холодом, жутью. Павел вздрогнул, ощутив себя беспомощным.
Внутрь вошёл человек. В простой одежде, в домашнем свитере и потёртых штанах. Ему уже за пятьдесят, но черты лица, пусть изменившиеся, потяжелевшие, всё ещё узнаваемы. Потускневший взгляд усталых глаз отыскал в темноте Павла. Марсобойщик упал с койки, медленно опёрся о пол дрожащими руками и с трудом выпрямился.
— Пришёл, — еле слышным шёпотом произнёс гость.
— Папа. — Марсобойщик едва сдержал слёзы.
Антон Викторович закрыл за собой дверь и присел на деревянный складной табурет возле холодильника. Неспешно потёр руки, дыхнул в ладони. С холода пришёл…
Павел поискал выключатель, но не нашёл.
— Не надо, — сказал папа. — Садись.
Марсобойщик остался стоять, отказываясь подчиняться. Ответы возникали в голове ещё до того, как он успевал задать вопрос.
Да, жив. Где-то жил, не мог или не хотел дать о себе знать. И вот теперь вернулся повидаться. Начать жизнь заново.
— Как ты живёшь? — спросил отец.
— У меня своя фирма, — совладав с собой, произнёс Павел. — Выполняю заказы. Скоро планирую расширяться.
— Это твой грузовик?
Повисла неприятная пауза.
— Нет, не мой. Меня ограбили.
— Ты справишься, — без сомнений и эмоций пообещал папа. — Но ты доволен своей жизнью?
— Вполне, — последовал ответ. — Города растут. Заказов много. У меня большие планы.
— Планы… — глухо повторил Антон Викторович. И внезапно сказал: — Ты давно видел мать? Я заходил к ней на днях. Ей тяжело. Она часто плачет, срывается.
— Она бросила нас…
— Все ошибаются, — вздохнул папа. — И ты ошибаешься. И я не безгрешен. Она не виновата ни в чём. Вот ты, посмотри, сидишь здесь, в темноте, в холоде, лишившись всего. Чего ты ждёшь? На что надеешься?
— Я не собираюсь сдаваться, — убеждённо ответил Павел.
— Да? — его собеседник поднял взгляд, и от той глубокой грусти, что отразилась в его глазах, захотелось кричать. — Что ещё ты понял? Чему научился?
Надо говорить только правду, иначе невозможно.
— Разум человека должен быть как лёд, — принялся объяснять Павел, будто рассказывал об очевидных истинах. — Возможности человека безграничны. Нет ни страха, ни боли. Только цель и движение к цели.
