Фукуда был ценен уже тем, что никогда не предлагал административных решений. Самолюбие его не было уязвлено. Попроси Стефан совета – он только удивился бы: здесь, как и дома, в рыбацком поселке на Окинаве, каждому следовало заниматься своим делом, не перекладывая на посторонних личную головную боль. В своей же области Фукуда был незаменим.
– Сегодня Диего занят, – возразил Стефан, делая в памяти зарубку. – Сегодня будет праздник. А жидкость будет завтра, я прослежу.
Фукуда, по-видимому совершенно удовлетворенный, повторил полупоклон и принялся кидать в топку брикеты. После ухода с Питером сразу двух работников он обходился без кочегара, уставал, но не жаловался. Идеальных специалистов не бывает вообще, а этот – лучший из неидеальных… Стефан вдруг понял, почему начал утренний обход с хозяйства Фукуды, хотя обыкновенно заканчивал им: не было желания портить себе с утра настроение.
Дела в мастерских сегодня не было.
Стефан миновал огород – шесть десятков кустиков, вытянутых двумя нитками в тени частокола и прикрытых длинным навесом от косых рассветных и закатных лучей. Без навеса картофель погиб бы в считаные дни, разделив судьбу двух десятков картофелин, случайно найденных в кухонной кладовке «Декарта» и высаженных в грунт в незапамятные времена. Тогда уцелела только одна картофелина. Результаты огородничества не впечатляли: кустики росли болезненными, а урожай снимался один раз в два земных года, что выходило все-таки чаще раза в год, если считать годы местные. Сегодня в честь праздника будет выкопано пять кустов – не меньше чем по полкартофелины на человека, а то и больше.
Еще будут пирожные, если Диего не подведет. Праздник должен запомниться.
Он сходил к болоту. Постоял, посмотрел, как идет добыча торфа. Болото было обширное и мелкое, его давно следовало осушить или хотя бы понизить его уровень, пробив для стока канаву в скальной перемычке, но для этой работы вечно не хватало рук. Ближе к берегу среди коварных, расползающихся под ногами кочек попадались торчащие, в пятнах плесени верхушки валунов, и была между ними настелена жердяная гать; дальше от берега валуны исчезали, еще дальше исчезали и кочки и начиналось собственно болото – черно-коричневое, неподвижное, с едва различимой глазом щеточкой леса на том берегу и размытыми пятнами островов.
Рыжая макушка Людвига маячила там, где кончалась гать. Он и Уве забрасывали ручную драгу. Со стоном тянули. Драга шла нехотя, ей хотелось остаться в болоте насовсем, она упорно цеплялась за что-то на дне, и гать под ногами добытчиков погружалась в жижу. Драгу опорожняли в деревянный короб для отцеживания. Сырой торф, сменяясь, таскали под навес Ульрика, Агнета и Киро. Все было как надо. С лиц носильщиков градом катился пот. От леса по краю болота тащился Дэйв – мрачно волок срубленное для гати деревце. Не без причины мрачно… Вдали, то явно показываясь, то ненадолго скрываясь в лесу, слонялся почем зря белый клоун.
Не найдя отлынивающих, Стефан повернул было к строителям. Его остановил крик. Девчонки, вереща, бежали по гати к берегу, из-под босых ног фонтанчиками выбрызгивалась вода, а рядом с гатью над уже не неподвижной, а дрожащей и хлюпающей черной жижей качалась на толстой глянцевой шее безглазая голова разъяренного болотного червя, видимо задетого драгой. Бежал, забыв в руке пустое ведро, Киро, бежал бросивший драгу Уве, и только Людвиг, хладнокровный умный тугодум Людвиг, единственный из всех не бежал, а медленно отступал, пятясь по краю гати, стараясь не оказаться на линии выстрела и выманивая червя на гать. Это было мудро: иначе червь опять заляжет на дно и рано или поздно повторит нападение. С червями лучше кончать сразу.
С верхней площадки донжона ударил стреломет. Жужжа, прилетел толстый металлический стержень – коротко чавкнув, ушел в голову червя по хвостовой торец. Обрызгав Людвига, червь взбаламутил грязь. Девчонки взвизгнули от восторга. Киро запрыгал на берегу и замахал ведром; запрыгал, победно вопя, и Уве; один только мрачный и злой с утра Дэйв все так же – нога за ногу – тянул вдоль болота срубленный ствол. Спасти стрелу не удалось – червь затонул.
