— Да очень просто! Он у нас с тараканами. Говорят: после контузии, — Толик покрутил пальцем у виска.
— Иногда его накрывает, он и понесся к кому-нибудь в кабинет. Резко дверь распахивает, челюсть выпятит и смотрит исподлобья прямо в глаза! Как бык на корриде. Значит, точно — сейчас бить будет…
Самойлин сглотнул. О многих чудесах, творящихся «на земле», ему приходилось слышать, но о таком…
— И тебя бил?
Толик кивнул.
— И меня, и Ваську. Мне еще повезло, я уклонился, кулак скользнул по скуле, и все. А Ваське как дал в челюсть, тот и сознание потерял. И нашатырь ему давали, и уши терли…
Вадим нервно заходил по тесному кабинету.
— Да я рапорт напишу генералу! Или самому министру!
Толик вздохнул.
— Это потом будет. Вначале он тебе даст в рожу, а потом пиши, не пиши, легче не станет…
— Ну и трепло ты, Толян! — напряженно сказал Вадим. — Надо же такое придумать!
— Я тебя предупредил, — совершенно серьезно ответил Росляков.
* * *
Через день, после обеда, Вадим отписывал «отказняки». Он легко обучался и быстро понял, что от него требуется.
Вот заявление о краже: какой-то ротозей вышел выносить мусорное ведро, дверь не закрыл, а когда вернулся, то обнаружил, что с вешалки в прихожей исчез плащ. Секунду подумав, опер сформулировал мотивировочную часть постановления: «Учитывая, что следов взлома на двери не обнаружено, а факт пропажи плаща объективно ничем не подтвержден, в возбуждении уголовного дела отказать».
Самойлин с удовлетворением поставил точку. По сравнению с корявыми «отказняками» Сухарева получалось красиво и убедительно. Вчера он написал два таких постановления.
Одно об угоне автомашины: «В связи с тем, что автомобиль ВАЗ-2109 был оставлен хозяином на долгое время без присмотра, к тому же не был оборудован противоугонным устройством, в материале усматриваются признаки вины самого потерпевшего, в связи с чем постановляю: в возбуждении уголовного дела отказать». Второе касалось кражи с балкона шести охотничьих подсадных уток: «Поскольку осенью наблюдается массовый перелет птиц на юг, есть основания полагать, что утки улетели в теплые края…»
Сегодня начальник райотдела должен утвердить его первые самостоятельные постановления. Но коллеги и даже Сивцов уже их одобрили.
— Лихо у тебя выходит! — не скрывая зависти, сказал Васька Сухарев.
А начальник УР уважительно похлопал по плечу:
— Да, вижу, не зря учился!
От приятных воспоминаний на лице лейтенанта Самойлина расплылась довольная улыбка. Вдруг резко распахнулась дверь, и улыбка застыла, будто замерзла. Потому что в кабинет действительно повеяло ледяным холодом.
На пороге стоял Баринов. Набычившись и выпятив челюсть, он уставился тяжелым взглядом в глаза молодого лейтенанта. Тот вскочил и стал по стойке «смирно».
«Сейчас врежет! — мелькнула всполошенная мысль. — За „отказняки“! Уткам же сетку щипцами отодрали, да и машины без присмотра не запрещено оставлять…»
Сердце Вадима колотилось. Он чувствовал себя, как кролик под гипнотизирующим взглядом удава. Тяжелая пауза затянулась, нервы парня напряглись до предела. Вдруг Баринов шагнул вперед, и нервное напряжение хлестнуло наружу, как разорванный канат.
Лейтенант схватил стул, взметнул над головой. Лицо его перекосилось.
— Не подходи, я себя бить не дам!
Баринова как кипятком ошпарило. Круто развернувшись, он выскочил из кабинета.
В это время начальник УР Сивцов совещался с Сухаревым и Росляковым. Шеф только что заглянул к ним, провел «рентгенпросвет» и двинулся дальше. Через пару минут где-то сильно хлопнула дверь, и Баринов быстро прошагал в обратном направлении. Он почти бежал. Сухарев и Росляков переглянулись, их душил смех.
— Вы чего? — поднял брови Сивцов.
Но тут в кабинет вбежал Самойлин в крайне возбужденном состоянии.
— Он меня и вправду ударить хотел! Ворвался, уставился, как бык, чувствую, все, сейчас врежет!
— Ну, а ты что? — давясь смехом, только и смог выдавить Василий.
— Я бить себя никому не дам, меня даже отец не бил! — горячечно закричал новичок. — Я стулом замахнулся, хотел ему по башке врезать, но он струсил и убежал!
Сивцов даже привстал.
— Постой, кто тебя бить хотел? На кого ты стулом замахнулся?!
