Там же, где помимо своего отрицательного определения термин раскрывается через перечисление составляющих его элементов, последние часто содержат в себе не более, чем просто морально-оценочные характеристики. Так, согласно Уильяму Блэкстоуну, «злоумышленное причинение вреда имуществу… совершается… или из духа распутной жестокости, или из чёрной и дьявольской мести (курсив мой. – Г.Е.)»,[239] а в тяжком убийстве «… злое предумышление, malitia prcecogitata, является собственно не столь злобой или недоброжелательностью к погибшему в частности, сколь любым дурным замыслом (evil design) в общем; велением испорченного, извращённого и злобного сердца (курсив мой. – Г.Е.)[240] Ещё большую этическую нагрузку несёт в себе определение злого предумышления в тяжком убийстве, даваемое Майклом Фостером: «Злой умысел… означает, что учинённое сопровождалось такими обстоятельствами, которые являются обычными признаками испорченного, извращённого и злобного духа; сердца, равнодушного к социальной обязанности и непреоборимо склонного к злодеянию (курсив мои. —Г.Е.)»[241].
Как следствие, реальным психическим содержанием (ограниченным, конечно же, знаниями того времени о психической деятельности человека, чью сумму, в свою очередь, вполне обоснованно можно свести к тому, что «мотивы и намерения человека лежат единственно в сердце человека, из которого никто не может ничего узнать» [242]) наполнены лишь единичные понятия. К примеру, в фелонии похищения женщины против её воли виновный должен действовать против воли женщины, зная (knowing) это,[243] а в фелонии вырывания языка и выкалывания глаз совершение преступления со злым предумышлением (malice prepensed) характеризуется Эдуардом Коуком как содеянное «добровольно и из предустановленной цели (курсив мой. – Г.Е.), хотя бы это и произошло внезапно (upon sudden occasion), ибо если оно было добровольно, то право подразумевает злой умысел».[244] По Майклу Далтону, бунт не может считаться имеющим место, если у собравшихся нет намерения или цели, сводящихся к заранее сформировавшемуся намерению учинить с применением насилия некое неправомерное деяние.[245] Можно также сослаться и на Мэттью Хэйла, согласно которому фактический злой умысел является «обдуманным намерением нанести некий телесный вред личности другого».[246] В общем аналогична и мысль Уильяма Блэкстоуна: «Точно выраженный злой умысел имеет место тогда, когда некто со спокойным обдуманным умом и сформировавшимся замыслом убивает другого, каковой сформировавшийся замысел доказывается внешними обстоятельствами, открывающими таковое внутреннее намерение…».[247]
Как представляется, такой уровень развития понятийного аппарата mens rea в рассматриваемую эпоху может быть объяснён не только скромностью познаний о внутреннем мире человека и не только сравнительной слабостью уголовно-правовой доктрины, но преимущественно через сохраняющееся ударение на второй концептуальной характеристике mens rea – её социально-этической сущности, продолжающей удерживать ведущее положение в теории.
Доминирование сущностной концептуальной характеристики mens rea помимо момента, связанного с относительно слабым развитием терминологии в этой области и её наполнением понятиями морально-этического плана, прослеживается также по учению об обстоятельствах, исключающих ответственность, вследствие того, что «намерение не соединено с деянием».[248]
Классически последнее излагается у Уильяма Блэкстоуна. Суммировать его положения можно следующим образом:
«… Так что для того, чтобы составить преступление против человеческих законов, должны наличествовать, во-первых, злобное намерение и, во-вторых, неправомерное деяние, являющееся результатом такового злобного намерения.
Далее, существуют три случая, в которых намерение не соединено с деянием: 1. Когда имеет место дефект понимания. Ибо когда нет умения различения, нет выбора, а когда нет выбора, тогда не может быть намеренного действия, которое есть не что иное, как разрешение человеческого выбора в пользу совершения или воздержания от совершения конкретного действия; следовательно, тот, кто не обладает пониманием, не имеет намерения, руководящего его поведением. 2. Когда имеет место понимание и намерение, присущие стороне в достаточной мере, но не вызванные и не приложенные в момент совершения действия, чем и являются случаи всех правонарушений, совершённых случайно или в неведении. Здесь намерение остаётся нейтральным; оно не совпадает с деянием, но и не несогласно с ним. 3. Когда действие сдерживается некоторой внешней силой или насилием. Здесь намерение противодействует деянию, и настолько далеко от совпадения с ним, что оно ненавидит и не соглашается с тем, что человек обязан совершить».
