Она распахнула дверцу машины и помогла Либби выйти, внимательно разглядывая ее платье.
— Ты не испачкала его?
— Нет, — улыбнулась Либби.
На лице Сансури появилась довольная улыбка.
— Моя мать ждет тебя. Я провожу тебя к ней.
— Стивен…
Но Сансури только покачала головой:
— Он побудет с мужчинами. Хорошо, что он привез тебя, но мои родители хотят встретиться только с тобой. Его они уже видели, когда он здесь снимал.
Либби бросила Стивену извиняющийся взгляд, но он только пожал плечами:
— Вам лучше пойти с ней. Наверное, ее мать смутится, если увидит мужчину.
Сансури усмехнулась и повела Либби за собой. По пути им то и дело попадались женщины в роскошных одеяниях и старейшины в великолепных головных уборах из перьев.
Сансури остановилась перед маленьким глинобитным домом и улыбнулась маленьким мальчикам, которые выбежали на улицу поглядеть на Либби.
— Это моя семья. — Откинув полог из цветных бусин, Сансури прошла в полную народу комнату. — Заходи. Чувствуй себя как дома.
Навстречу уже шла очень полная, но с таким же гордым, как у Сансури, лицом женщина. Подойдя к Либби, она взяла обе ее руки в свои. Говорила она на смеси своего родного наречия и английского, которому много лет назад ее научили миссионеры.
— Это моя мать, — представила женщину Сансури. — Мой отец придет, когда будет готов ужин.
К удивлению Либби, почти все приготовления происходили на улице. Одного малыша послали за водой, другого заставили разжигать огонь, а третий бросился искать, на чем будут сидеть взрослые. Мать Сансури с улыбкой царила над этой суматохой. Порой ее черные глаза пристально глядели на Либби, словно пытались прочесть что-то в ее душе.
— Американка? Гринго? — наконец спросила она.
— Нет.
Сансури что-то сказала матери на родном языке.
— Я объяснила ей, что ты была англичанкой, но теперь американка.
— Но…
— Теперь ты жена мистера Хоупа. — И Сансури продолжала говорить что-то матери, пока обе не принялись покатываться со смеху.
— В чем дело? — хмуро поинтересовалась Либби.
— Я рассказала ей, что, став женой мистера Хоупа, ты заявила, что никогда не будешь его скво.
— И что в этом смешного?
В глазах Сансури плясали веселые огоньки.
— Но скво и есть жена! Скоро ты все поймешь. — И она опять расхохоталась.
Либби подумала о Джонатане и прикусила губу.
— Возможно, когда-нибудь, — со вздохом произнесла она.
Улицы пуэбло были полны индейцев, готовящихся к празднику. Может быть, она и правда стала американкой, потому что отныне при мысли о доме будет вспоминать эти высокие покатые холмы, обветренные, причудливых форм скалы, пустыню и поющие на ветру кактусы. И еще Джонатана Хоупа.
Чистый звук колокола из миссионерской церкви пронесся по долине. Люди замерли, и Либби вытянула шею, чтобы лучше рассмотреть, что происходит. Процессия мальчиков-прислужников пронесла по улицам статую местного святого, украшенную гирляндами лиловых и белых цветов и в окружении множества горящих свечей. Либби не знала, что это за святой. Низенький, полный священник сновал туда-сюда, словно пастушья собака, собирающая свое стадо.
Но тут процессия исчезла так же внезапно, как и появилась, и звуки колокола затихли. Улица снова наполнилась шумом. Либби заметила, что на ней появилось много пожилых людей, завернутых в пестрые одеяла.
Мать Сансури нарезала мясо и складывала его в горшок, сидя на деревянном ящике, который угрожающе потрескивал под ее весом. Воздух наполнился приятным запахом рагу, и Либби почувствовала, что проголодалась. Они сели ужинать, когда солнце опустилось за холмы. Отец Сансури в великолепном уборе из перьев расположился на корточках перед очагом. Он никак не отреагировал на присутствие Либби, но время от времени с интересом украдкой поглядывал на нее. Вокруг собрались его сыновья, и мать Сансури принялась кормить их, не скрывая, что гордится своей многочисленной семьей.
Когда подошла очередь Либби, Сансури поставила перед ней тарелку с мясом, кукурузой и большим куском хлеба.
— Ешь как следует.
Либби не надо было упрашивать. Она с аппетитом принялась за странную, вкусную еду, не переставая любоваться окрестностями, озаренными последними лучами солнца.
